Жизнь, которую мы потеряли. Аллен Эскенс

не верится, какой же ты эгоист! Я же сказала тебе, что верну деньги.

      Я достал из заднего кармана чековую книжку и начал выписывать чек. И тут на меня накатила удушливая волна черной ярости. Я представил, как, заполнив чек, поднесу его к разделявшему нас толстому стеклу и сладострастно порву на мелкие кусочки. Однако, положа руку на сердце, я отлично знал горькую правду: мама была мне нужна, но не так, как мать нужна сыну, а как дьявол нужен грешнику. Я нуждался в козле отпущения, в ком-то, в кого я мог ткнуть пальцем и заявить: «Это ты виновата, не я». Мне необходимо было подпитывать ложную иллюзию, что я не отвечаю за своего брата, что исполнение этой обязанности выпало на долю моей матери. Мне необходимо было место, где я мог спрятать жизнь Джереми, заботу о нем; шкатулку, которую я мог плотно закрыть, убедив себя, будто его место тут, хотя в глубине души знал, что все это ложь. Мне нужен был этот шаткий аргумент, чтобы усыпить свою больную совесть. Потому что только так я мог уехать из Остина.

      Я вырвал чек и показал маме. Она равнодушно улыбнулась:

      – Спасибо, мой сладкий. Ты ангел.

      Глава 9

      На обратном пути из Остина я заехал в «Хиллвью» в надежде немного продвинуть свой проект и уговорить Карла подписать форму, дающую мне право получить его дело в офисе государственного защитника. Я рассчитывал, что встреча с Карлом поможет забыть об оставленном мамой ожоге в груди. В «Хиллвью» я вошел на негнущихся ногах, пришибленный грузом вины. Мне казалось, будто какой-то вакуум, непонятная гравитация тянет меня назад на юг, в Остин. Я думал, что если сбегу в колледж, то окажусь вне пределов досягаемости, но я все еще находился слишком близко от мамы и меня легко можно было сдернуть с нижней ветки, на которой я устроился. И какую цену мне придется заплатить, чтобы умыть руки и забыть о маме… и о брате? Какую цену придется заплатить, чтобы их покинуть? Что ж, по крайней мере, на сегодняшний день, сказал я себе, эта цена составила три тысячи долларов, внесенных в качестве залога.

      Джанет приветствовала меня теплой улыбкой со своего места за стойкой администратора, когда я прошел мимо нее в комнату отдыха, где постояльцы, большинство в инвалидных креслах, кучковались небольшими группами, словно шахматы в неоконченной шахматной партии. Карла я нашел на его обычном месте. Его инвалидное кресло было развернуто лицом к картине в окне. Он смотрел на белье, развешанное на перилах балконов дома напротив. Я остановился на полпути, обнаружив, что к Карлу пришел посетитель: мужчина лет шестидесяти пяти с волосами цвета соли с перцем, которые топорщились и падали на затылок, точно согнутый ветром камыш на пруду. Рука мужчины лежала на предплечье Карла, и он тоже, пока они разговаривали, смотрел в окно.

      Вернувшись к стойке администратора, я окликнул Джанет, склонившуюся над бумагами, и осведомился у нее насчет неожиданного посетителя.

      – Ой, да это же Вирджил, – ответила Джанет. – Вот только фамилию я запамятовала. Единственный посетитель, который