Светлый импульс. Мария Сергеевна Сорокина

сделав выводы, решает повысить своё авторитет, и унизить самого слабого человека, которого окружающие либо игнорируют, либо обсмеивают. Да, этот слабак – я.

      Он наблюдательный, этого не отнять. Но, очевидно, с фантазией у него плохо, интересное или смешное оскорбление не выдумывается, поэтому он выдаёт вполне стандартное:

      – Страшная морда какая, – высказавшись, он кривится, и разглядывает меня с преувеличенным интересом, словно блоху под микроскопом.

      Как назло, в его внешности нет ни одной детали, к которой можно было бы придраться. Он привлекателен до безобразия, до тошноты. Черты такие правильные, такие вызывающе-аристократические, что хочется ударить его по лицу неочищенной селёдкой. И это просто генетика, без участия косметических операций. По правилам Диска, до них можно дорваться только после двадцати пяти лет, при наличии очевидных показаний, да и то, только после проверки на дисморфофобию. Психические отклонения, неврозы, недовольство своей внешностью, депрессия, социопатия и даже шизофрения – всё это присутствует на Диске, правда, в меньших масштабах, чем на Земле, и лучше поддаётся лечению. Но Магистры, как люди мудрые, всегда пытаются предупредить возможные проблемы и обезопасить каждого.

      Никто не выбирает, с какой внешностью родиться. Этот факт очевиден каждому. Но всё равно, почему-то все окружающие ведут себя так, будто красота – личная заслуга этого засранца, огромная привилегия, подаренная, как минимум, за великий подвиг.

      – Он чёртов псих, поосторожнее с ним, – предупреждает его Исанни, видевший, как я прыгал с магазинчика в озеро.

      Да, я псих. Именно этот имидж сейчас подходит мне, и именно это мнение о себе я хочу укреплять и поддерживать.

      И я чувствую, как нечто внутри меня расправляется, расширяется во все стороны, я выдыхаю, наслаждаясь этим ощущением. И затем, чеканя шаг, направляюсь прямо к новенькому.

      Меня одёргивают, толкают, даже пинают под коленку, но я этого не чувствую. Мне совершенно нечего терять. Максимум, что я получу – это десяток тумаков, но синяки или даже переломы заживут, а вот душа и чувства – нет. И я больше не желаю позволять кому-то задевать моё самоуважение, так эпично и так вовремя ожившее и восставшее из-под земли.

      Я намереваюсь просто толкнуть «новенького» в грудь, прошипеть пару оскорблений, но тут он, вдруг всё же поймав вдохновение и разбудив от сна фантазию, добавляет:

      – Твоей позорной мамаше стоило бы вставить в задницу десяток дохлых ежей, как затычку, за то, что выдавила такую кучу говна, как ты. Но она вовремя окочурилась и сгнила от стыда.

      И тут мои глаза застилает гнев. Слепой, всепоглощающий, беспощадный. Я слышу, как смех этих уродов захлёбывается, когда с силой ударяю новенькому кулаком в челюсть. Его голова откидывается вверх, а я продолжаю сыпать удары, в грудь, в живот, наконец, луплю его скрюченное на земле тело ногами. Остальные, придя в себя, начинают орать что-то невразумительное, тащить меня в сторону, осыпать ударами. Далее я совершенно теряю контроль. Бросившись в бой, я, словно помешанный,