Хоккенхаймская ведьма. Борис Конофальский

да деть её никуда не могут, нам надобно найти её.

      – Ну, так давайте найдём тех, кто взял её. – Предложи Ёган и, сжав кулак, добавил. – И спросим с них. Авось скажут.

      – Дурень, так речь о том и идет, чтобы найти их. А как? И так найти, чтобы тихо всё было? – Говорил Волков чуть раздражённо.

      Ёган вздохнул, замолчал, а Сыч произнёс:

      – Есть один способ.

      – Что за способ? – Оживился Ёган. – Говори уж, не тяни.

      – Да просто всё, раз купчишку убили и вещь его забрали, так и поедем туда, где всё это было, а один из нас будет, вроде как, купец. Будет пить гулять, деньгами бахвалиться, воры авось на него и клюнут, а мы приметим их и тихонечко возьмём. А потом в тихом месте спросим про купчишку, что сгинул, авось разговорим их. Может, и узнаем про вещицу.

      Сыч замолчал. Волков посидел, немного обдумывая его слова, а потом улыбнулся, схватил Фрица Ламме за шею крепко, стал трясти его, приговаривая:

      – Давно тебя повесил бы, да полезен ты бываешь!

      Все тоже радовались, а Сыч больше всех, и стал просить:

      – Раз полезен бываю, экселенц, так давайте пива выпьем, а то трактирщик нам боле не отпускает.

      – Заказывай, – согласили Волков. И приговаривал задумчиво, – что ж, попробую быть купцом.

      А монах сказал ему:

      – Господин, вряд ли вас за купца кто примет.

      – И то верно, – поддержал его Ёган, – какой из вас купец с такой то рожей. Лицом. Вот за бандита вы бы сошли.

      – Да, экселенц, купец из вас неважный. – Согласился Сыч.

      – А из тебя важный? – Спросил чуть озадаченный кавалер.

      –Не, я тоже никудышней купчина. А вот дурень наш деревенский будет в самый раз.

      – Чего дурень-то? – Завёлся Ёган, сразу поняв, о ком идёт речь.

      – Вылитый мелкий купчишка-жулик, – продолжал Сыч. – Его чуть приодеть да кошель ему побольше повесить, в кошель меди накидать, а сверху серебра, для показа, телегу ему с тюками дать. Вылитый купец-прохиндей будет.

      – Сам ты прохиндей. – Говорил Ёган, но мысль о новой одежде в стиле купца делал его речь не столь резкой, как обычно.

      – Ну, что ж, так и сделаем, – сказал кавалер, – пейте пиво, а потом идите, купите ему одежду, завтра выезжаем. Тут у нас дел больше нет.

      В городе, во всех храмах, с самого утра били колокола. Настоятели местных храмов велели так провожать брата Иону. Его отпели за ночь, и на рассвете схоронили, народу было много, местные пришли поглазеть, как хоронят страшного попа, того, что выносит приговоры. На кладбище ему нашли хорошее место, и, так как ветер нагнал тепла с юга, последний лёд потаял, грязи было по колено. Но, слава Богу, схоронили.

      Волков попрощался с отцами-инквизиторами, и отец Иоганн, и отец Николас прощались с ним тепло, заверяли в любви и обещали хлопотать за него. А с солдатами он рассчитался ещё вечером, велел им идти домой пешком, коней им не дал, и серебра, что причиталось Брбнхвальду, тоже не дал. Наказал ему продать лошадей и сёдла, которые теперь стали не нужны, и с них взять свою долю, а всё, что сверху, привезти ему. Он по секрету сообщил ротмистру, куда направляется.