Вера. Елена Крюкова

болезней, скарлатин и корей.

      Глаз матери над выпитым стаканом.

      Земного, кровяного, злого горя,

      Что никогда не станет бездыханным.

      И в небесах пустых навек со мною

      Искромсанная тем ножом холстина

      И мать твоя

      над рюмкой ледяною,

      Когда она мне все грехи простила.

      И только грех один…

      Молитва о прощении совершившему зло

      Как плиты церковные грязны… Господь,

           Владыка, – утешь…

      Стоять на коленях – смиряется плоть,

           латается брешь.

      Пылающий храм – перевернутый чан,

           чьи медны бока —

      Как волоком тянет меня по свечам,

           рекой сквозняка.

      Гармошкою хрома небесный сапог

           (ночь-вакса-без-глаз!..)

      С лодыжки стащил утрудившийся Бог,

           над куполом тряс…

      Ко тверди дегтярной прибиты с боков

           гвоздями из льда

      Березы, мохнатей оленьих рогов,

           дымов борода:

      Козлиная, бесья, монашья, – крути,

           злой ветер, в кольцо!..

      Да, Волгу по льду мне уж не перейти,

           закутав лицо…

      Я, грешница, все порешив отмолить,

           явилась сюда.

      Снег визгнет под валенком – заячья прыть.

           Дробится слюда

      Церковных окошек – слепых леденцов,

           сладимых, цветных…

      И я во сиротстве, без дедов-отцов,

           у врат ледяных.

      Войду. Соль мороза стряхну с голенищ.

           Уборщик с метлой,

      С ведром жестяным, – что, пронзая, глядишь

           седою совой?!..

      По белым ступеням, что тверже костей,

           чей мрамор щербат,

      Взойду – в нищий мир умиленных людей,

           что кучно стоят.

      Кто шепчет наивно, кто знает канон

           и толк в образах,

      А кто бедной мышкой молчит, опален

           огнями, в слезах…

      Облезлое злато да рваный кармин

           военных икон —

      И Спас так глазами кричит, будто сын

           из синих пелен…

      Я слышала пули. Я видела смерть.

           Бросала на гроб

      Земельные комья – морозную медь —

           на черный сугроб.

      Я рот зажимала от вопля гудка,

           боясь вперерез

      Железу – сама завопить – на века,

           до бездны небес.

      Чреватое время откесарить нам

           слабо. Скальпель ржав.

      Старухи ползут на коленях во храм

           по насту держав.

      И в душном сияньи сундучных мехов,

           средь розанов свеч,

      Средь баб мокроглазых в дерюге мешков: богатая печь

      Беднейшей, бесстыднейшей, голой земли

           пожрала их снедь,

      Они ж – на коленях – плывут, корабли —

           так страшно глядеть… —

      И я поднесу троеперстье к лицу.

           И я покрещусь.

      И я