Уничтоженная вероятность (Циклопы). Оксана Николаевна Обухова

зверушкой…

      Чудеса и выкрутасы здравой психики. Завьялову понадобилось полтора часа, чтобы обвыкнуть в новом теле, которое становилось все более послушным. Час, чтобы разложить по полочкам последовательность действий. Пять минут, чтобы остановить «порше» у обочины, выйти из салона и через приятелей узнать, точнее, вспомнить, вычеркнутый из жизни и адресной книжки мобильный номер Сухотского.

      – Алло, Сухой.

      – А-а-а… – в этот момент Сухотский, вероятно, монтировал воедино незнакомый голос и высветившийся на мобильнике номер Завьялова, – это… кто?

      – Привет из позапрошлого года, Сережа. Из двадцать третьего февраля в «Пивных Традициях».

      – Завянь, ты что ль?!

      – Много текста. У тебя – е с т ь? По адресу забросишь?

      – Боря?.. Борь, да ты что?! Я ж завязал давно!! – Голос Сережи сорвался на испуганный фальцет, перешел на трагический шепот: – Ты чо, Завянь, я уже сто лет не в теме…

      Тут скажем прямо, что испуг Сережи родился не на пустом месте. В позапрошлом феврале Завьялов уже как шесть месяцев жил с девушкой. О предложении руки и сердца всерьез подумывал. Лёля, встречая внука без Маринки, даже спрашивала: «А где твоя звероватая амазонка?» Маринка сумела поладить с Лелей, невзирая на диаметральную разницу мировоззрений-предпочтений. Пожалуй, даже подружилась.

      Но внук однажды поймал Маринку-амазонку в ванной комнате над кокаиновой дорожкой с трубочкой из сотни баксов в носу.

      Морду сразу не набил. Попробовал внушать.

      Нарвался на непонимание.

      – Завянь, я не из поклонников пивного клуба! Меня тошнит от алкашей, от твоего Косого, воняющего скумбрией! Сейчас все, Завянь, все так живут!!

      – Это кто же так живет? – спокойно поинтересовался Завьялов.

      – Все! Ханку жрут одни дегенераты!

      – Значит, и я – дегенерат?

      – Ну-у-у… – Марина покрутила в воздухе тонкой сильной ладонью…

      – Послушай, милая. С моими дегенератами, сколько бы они не выпили, можно разговаривать. Понимаешь? Разговаривать, б е с е д о в а т ь. А с твоими обкуренными обсосками, о чем трещать-то? Они же овощи, Маринка. Овощи! Хихикающие, прыгающие, стеклянные, без разницы. У них мозги в кашу, о чем можно разговаривать в овощехранилище?! В пустую стену башкой стучаться, да?! Косой после первого стакана только речевые обороты набирает, а твои торчки уже мозги ботвой накрыли! Это мне, понимаешь, мне не о чем базарить с обкуренными дебилами! Я не лягушка, чтобы над болотом квакать!

      Через знакомых Завьялов выяснил, кто снабжает Маринку дурью. Совсем не удивился: у Сухого половина московских центровых паслась на «травке» и «снежке». Выловил Сержа у клозета в «Пивных Традициях» и коротко внушил:

      – Еще раз услышу, что ты Маринке кокс толкаешь, намотаю причиндалы на гаечный ключ и вырву с корнем.

      Сухой проникся моментально и поверил каждому слову. Знал недоносок: Боря-Завянь слов на ветер не бросает.

      Услышав в телефоне просьбу от Завьялова «пригнать по адресу», подумал: «Вот о н о… пришло».