Нестор-летописец. Наталья Иртенина

овчинную кошму. Себе достал такую же. После этого извлек из другого торока снедь: холодное мясо с луком, пироги и деревянный жбан кваса.

      – Эй, купец, что стоишь, будто кумир? – спросил Мономах с набитым ртом. – Мокрой травы боишься, а подстилку не взял? Эх ты.

      Он подвинулся, уступая место.

      – Садись. Сторожить будем. Или ты думал – придем, волхва быстро повяжем и назад? Сразу видно, что на охоте никогда не бывал. Чтобы зверя выманить, иногда полдня потратишь. А тут не зверь, тут… Человек хуже зверя бывает, знаешь ли это, купец? Да ты ешь, не робей.

      Несда, вымокший, замерзший, опечаленный, почуяв сильный голод, взял пирог и стал медленно жевать.

      – Знаю, что человек не сравнится со зверем, – ответил он. Пирог ему попался со сладкой кашей.

      – Посмотри, Георгий, – усмехнулся Мономах, – а он не так-то прост! Верно, что человек не равен зверю. В лучших своих делах он много выше зверя, а в худших – много ниже бессловесной твари. Почему ты не взял с собой оружие, купец?

      Несда перестал есть и закусил губу, раздумывая. Этот вопрос день ото дня становился для него все глубже.

      – Я духовный сан приму, – вдруг сказал он. И сам испугался таким словам.

      – Вон оно что! – подивился княжич. – А ну-ка отвечай, откуда это: «Объяли меня муки смертные, и потоки беззакония устрашили меня; цепи ада облегли меня, и сети смерти опутали меня. В тесноте моей я призвал Господа и к Богу моему воззвал. И Он услышал…»

      – Семнадцатый псалом, – не дал ему договорить Несда.

      – Верно! А это: «Не ревнуй злодеям, не завидуй делающим беззаконие, ибо они, как трава, скоро будут подкошены и, как зеленеющий злак, увянут».

      – Тридцать шестой.

      – Тоже верно, – удивился Мономах. – А так можешь?

      Он произнес фразу на греческом языке. Несда, подумав, ответил:

      – Ты сказал: «Если кто из вас может другим услужить, от Бога пусть воздаяния ожидает и вечных благ насладится».

      Княжич, все более изумляясь, еще какое-то время испытывал его познания. А затем сказал такое, от чего Несду, несмотря на сырой холод и ветер, бросило в жар.

      – Епископом будешь! – Придвинувшись ближе, Мономах заговорил вдохновенно, горячо и страстно: – Я город построю, в Ростовской земле, там будет столица Руси. Там леса непроходимые, холод сильнее, чем тут, дух суровый. Язычество искореним. Здесь же нам степь не даст житья. И за Киев дядья и их сыновья грызться будут, верное слово. Не хочу этого…

      – В Ростове батька Леонтий епископ, – вставил Несда.

      – Так то в Ростове. Я же другой город построю, великий. Своим именем назову. Пойдешь туда епископом?

      Несда помотал головой.

      – Власти страшусь.

      – Дурень. – Мономах отодвинулся. – Власть Богом дается для дела. На Руси дела много. А ты как раб ленивый хочешь жизнь прожить?

      – Я книги люблю.

      – Книги я тоже люблю. Только никто за меня моего дела не сделает. И твоего тоже. Все сам должен. Вот ты думаешь – за меня Георгий и прочие отроки все делают?