Фимаитина. Марк Львовский

И глаза аж сверкают от предстоящего удовольствия услышать мои возражения! Ждёт моей бурной реакции, что бы был повод поговорить по душам. Тут-то он мне всё и выскажет. А я промолчала. Сказала, что подумаю… Завтра утром напишу заявление об уходе…

      – Давно пора! Сколько можно говорить об этом?!

      – Я действительно устала. И ещё целых два месяца до декретного отпуска. И мне плохо, плохо на работе! Я тебе не рассказывала, но на меня накатали уже две жалобы… Сёстры издевательски не торопятся выполнять мои поручения. Опоздала на две минуты, и заведующая отделением учинила мне форменный скандал. А вчера…

      Тина вдруг расплакалась.

      – Что – вчера? Почему ты мне ничего не рассказываешь?!

      – А вчера какой-то бабе, – Тина чуть успокоилась, – пришедшей в поликлинику с внуком, кто-то что-то нашептал, и она громко потребовала другого врача. Требовала и смотрела мне в лицо.

      – Почему ты мне ничего не рассказываешь?

      – Потому что Эдик сказал, что тебя нельзя слишком волновать.

      – Вы до сих пор считаете меня сумасшедшим, которого надо оберегать от внешнего мира?

      – Вот видишь, какая у тебя агрессивная реакция на самое простое событие!

      – Простое событие? Над моей беременной женой издеваются на работе, и это называется простым событием!

      – И ты собираешься набить им всем морды?

      – Нет! Но я категорически настаиваю на том, чтобы ты послала их всех к чёрту и немедленно уволилась!

      – Вот, это по-мужски! Но я, между прочим, с этого и начала…

      – И очень здорово! Видишь, как, не скандаля, мы спокойно пришли к правильному решению проблемы. Меня только волнует, чем ты будешь заниматься целыми днями…

      – Через пару месяцев ты увидишь, чем я буду заниматься целыми днями и даже ночами.

      – Неужели ты не видишь во мне истового помощника?

      И в это время зазвонил телефон. Первой взяла трубку Тина.

      – Сенька! Привет! У нас всё в порядке! А у вас?

      Тина вдруг ойкнула и медленно стала опускаться на стул, одновременно протягивая Фиме трубку. Глаза её расширились… Перепуганный Фима схватил трубку:

      – Что ты наговорил Тине? Что?! Разрешение?! Сегодня утром? Дали две недели? Сеня, а как же мы… Через часок будешь… Закуску… сделаем, конечно… А ты меня не разыгрываешь? Даёшь честное пионерское… Прикатывай… Ждём…

      Тина проковыляла на кухню, а Фима остался скрюченным сидеть на стуле, и холод, сначала охвативший ноги, медленно потёк наверх, забирая живот, грудь, и когда он охватил голову, Фима издал протяжное «а-а-а-а», и тут же примчалась Тина, и прижала Фимину голову к своему животу, и он затих, и, слава Богу, что Тина успела надеть передник, а то её платье стало бы совсем мокрым от ручья мужниных слёз. Впрочем, Фима скоро успокоился и побрёл вслед за женой готовить закуску…

      Сенька выглядел скверно. Глаза впали. Непрерывно