Фимаитина. Марк Львовский

воскликнул:

      – Чёрт возьми, я и сам получаю удовольствие от своей книги! И вас очаровал! Чувствую – очаровал. Стал обаятельным и даже красивым. И это очень плохо. Набоков сказал, что «среди художников только бездарные являются обаятельными людьми. Талантливые живут творчеством и потому сами по себе неинтересны. Подлинно великий поэт оказывается самым прозаическим человеком, а второстепенные – обворожительны. Чем слабее их стихи, тем эффектнее наружность и манеры». Но вдруг Набоков ошибался?! И вот, последнее:

      «Продался ли он советской власти? Он действительно получал большие гонорары и в некотором роде был советским барином: отдыхал в лучших домах отдыха, беспрепятственно ездил по заграницам, снимал дачи, имел домработниц и даже собственный автомобиль, едва ли не единственный частный в целой стране. И, конечно, это не могло не усиливать его чувства комфортности и соответствия. Но какая это была ничтожная плата в сравнении с тем, что он сделал сам! Никакие блага, никакие почести, ни те немногие, что воздавались ему тогда, ни даже те, что воздаются сегодня, не могут сравниться с его страшным подвигом, не могут служить за него платой – он дал этой власти дар речи. Новая власть так бы и корчилась безъязыкая, не будь у нее Маяковского. С ним, еще долго, об этом не зная, она получила в свое владение именно то, чего ей не хватало: величайшего мастера словесной поверхности, гения словесной формулы. Есть у Василия Абгаровича Катаняна, литературоведа и биографа Маяковского, забавный рассказик, называется «Сталинские лозунги». Там он прослеживает на протяжении нескольких лет почти буквальные совпадения строк Маяковского с печатными высказываниями товарища Сталина…

      Горький заметил, что у Маяковского был «темперамент пророка Исайи» – но, самое главное, времени своего он не выразил… И, значит, ошибся Горький – был у Маяковского действительно невероятный словесный темперамент, но иного происхождения, чем у пророка Исайи…»

      И сейчас, в конце, то, чего нет в книге. Сталин не любил Маяковского. Малопонятный, левак, крикун, слишком много выступает, слишком много обращает на себя внимания. И вдруг – «лучший и талантливейший»… Можно бесконечно долго копаться в этой, якобы, несуразности. Но мне нравится объяснение самое простое: когда Маяковского не стало, и беспокоиться больше было не о чем, Сталин вспомнил (а, скорее всего, никогда и не забывал) строчки из поэмы «Владимир Ильич Ленин» – недаром он так долго хлопал поэту, читавшему её в Большом Театре в день памяти Ленина:

      …Штыками

      тычется

      чирканье молний,

      матросы

      в бомбы

      играют, как в мячики.

      От гуда

      дрожит

      взбудораженный Смольный.

      В патронных лентах

      внизу пулемётчики.

      – Вас

      вызывает

      товарищ Сталин.

      Направо

      третья,

      он

      там.

      – Товарищи,

      не останавливаться!

      Чего