Убить Марата. Дело Марии Шарлотты Корде. Борис Деревенский

повторяли как зачарованные: Паси-сюр-Эр, Паси на речке Эр…

      Это была граница между возмутившейся провинцией и своенравной столицей, между Горой и Жирондой, между республиканцами и федералистами, между войной и миром. Перейти через речку Эр означало начать открытые военные действия. Со стороны Кана и Эврё сюда спешили федералистские войска, в самом Паси печатались прокламации против Горы, хотя городская Коммуна ещё не отреклась от Парижа, а народное собрание 5 июля признало якобинскую Конституцию. Показательная двойственность небольшого городка, оказавшегося меж двух огней. Кого поддержать? Федералисты, конечно, правы: Париж совсем обнаглел, возомнил себя пупом земли, творит, что вздумается. Надо бы как следует щёлкнуть его по носу, задать ему трёпку, чтобы научился уважать малые города, которые хотя и малые, но их много, и они большинство. С другой стороны, чем чёрт не шутит, может быть и вправду Париж стоит всей Франции, и в Париже вся сила? А с сильным надо дружить.

      Сам посёлок располагался на другом берегу реки, и прежде чем въехать в него, надлежало миновать караульню на мосту. Это была та самая караульня, где пару недель назад национальные гвардейцы внимательно рассматривали паспорт гражданина Дютеля, следующего по делам фискальной службы из Парижа в Кан. Под этим именем скрывался не кто иной как «король Петион», тайно бежавший из столицы. В 91-м году по поручению Конституанты он ездил за пойманным в Варенне беглым монархом и доставил его в Париж. Теперь он сам оказался в роли беглеца, прячущего своё лицо за шторами на окнах экипажа. Петиона предупредили, что в Паси очень суровая проверка документов, и он специально задержался в Буссе, чтобы достичь Паси к полудню, когда много проезжающих и на мосту царят сутолока и неразбериха.

      «Мой экипаж остановился перед караульней, – писал он впоследствии, – у меня спросили мой паспорт, и это было единственное место на этой дороге, где он потребовался. Желая вызвать к себе доверие, я осведомился у офицера, не хочет ли он посмотреть также и другие бумаги, которые подтверждают мою миссию; он сказал, что этого не нужно, и мой извозчик тут же тронулся в Эврё. Но все мои тревоги рассеялись, и я окончательно успокоился только тогда, когда мы миновали мост».

      Интересно всё же, кто проходил более суровую проверку: тот, кто ехал из Парижа, или тот, кто ехал из Кана?

      По мере того, как приближался мост через речку Эр, Дарнувиль всё чаще выглядывал в окошко, тревожно высматривая что-то впереди. Его приятель Одиль продолжал сохранять спокойствие.

      – Как ты думаешь, Жозеф, мы уже на республиканской территории, или ещё на федералистской? – спросил взволнованный друг.

      – Какая тебе разница?

      – А такая, что я вижу впереди караульную будку и усатого гренадёра, разгуливающего перед ней с фузеей в руках. Посмотри: у него такой суровый вид и такое мужественное лицо… Мне кажется, такие лица бывают только у республиканцев.

      Одиль также выглянул в окно и с минуту внимательно разглядывал караульного.

      – Чёрт