Улисс. Том I. Джеймс Джойс

днем. Ее песни.

      Шляпы Плестоу. Бюст сэра Филипа Крэмптона у фонтана. А кто он был-то?

      – Как поживаете? – произнес Мартин Каннингем, приветственно поднося ладонь ко лбу.

      – Он нас не видит, – сказал мистер Пауэр. – Нет, видит. Как поживаете?

      – Кто? – спросил мистер Дедал.

      – Буян Бойлан, – ответил мистер Пауэр. – Вон он, вышел проветриться.

      В точности когда я подумал.

      Мистер Дедал перегнулся поприветствовать. От дверей ресторана «Ред бэнк» блеснул ответно белый диск соломенной шляпы – скрылся.

      Мистер Блум осмотрел ногти у себя на левой руке, потом на правой руке. Да, ногти. Что в нем такого есть что они она видит? Наваждение. Ведь хуже не сыщешь в Дублине. Этим и жив. Иногда они человека чувствуют. Инстинкт. Но этакого гуся. Мои ногти. А что, просто смотрю на них: вполне ухожены. А после: одна, раздумывает. Тело не такое уже упругое. Я бы заметил по памяти. Отчего так бывает наверно кожа не успевает стянуться когда с тела спадет. Но фигура еще на месте. Еще как на месте. Плечи. Бедра. Полные. Вечером, когда одевалась на бал. Рубашка сзади застряла между половинок.

      Он зажал руки между колен и отсутствующим, довольным взглядом обвел их лица.

      Мистер Пауэр спросил:

      – Что слышно с вашим турне, Блум?

      – О, все отлично, – отвечал мистер Блум. – Мнения самые одобрительные. Вы понимаете, такая удачная идея…

      – А вы сами поедете?

      – Нет, знаете ли, – сказал мистер Блум. – Мне надо съездить в графство Клэр по одному частному делу. Идея в том, чтобы охватить главные города. Если в одном прогоришь, в других можно наверстать.

      – Очень правильно, – одобрил Мартин Каннингем. – Сейчас там Мэри Андерсон.

      – А партнеры у вас хорошие?

      – Ее импресарио Луис Вернер, – сказал мистер Блум. – О да, у нас все из самых видных. Дж. К. Дойл и Джон Маккормак я надеюсь и. Лучшие, одним словом.

      – И Мадам, – добавил с улыбкой мистер Пауэр. – Хоть упомянем последней, все равно первая.

      Мистер Блум развел руками в жесте мягкой учтивости и снова сжал руки. Смит О’Брайен. Кто-то положил букет у подножия.

      Женщина. Наверно, годовщина смерти. Желаем еще многих счастливых. Объезжая статую Фаррелла, карета бесшумно сдвинула их несопротивляющиеся колени.

      Ркии: старик в темных лохмотьях протягивал с обочины свой товар, разевая рот: ркии.

      – Шну-ркии, четыре на пенни.

      Интересно, за что ему запретили практику. Имел свою контору на Хьюм-стрит. В том же доме, где Твиди, однофамилец Молли, королевский адвокат графства Уотерфорд. Цилиндр с тех пор сохранился. Остатки былой роскоши. Тоже в трауре. Но так скатиться, бедняга! Каждый пинает, как собаку. Последние деньки О’Каллахана.

      И Мадам. Двадцать минут двенадцатого. Встала. Миссис Флеминг принялась за уборку. Причесывается, напевает: voglio e non vorrei. Нет: vorrei е non[75]. Рассматривает кончики волос, не секутся ли. Mi trema un poco il[76]. Очень красиво у нее это tre: рыдающий звук. Тревожный. Трепетный.

75

Хотела бы и не (ит.).

76

Слегка дрожит мое (ит.) – далее «сердце»: из дуэта «Дай руку мне, красотка».