Непристойные предложения. Уильям Тенн

месяц. Но раз уж он никак не мог рассказать о своих миролюбивых намерениях, выбора попросту не оставалось.

      – Тект! – Мягко телепатировал Рабд. – С тобой все в порядке?

      – Убийство! – заорала Тект. – Помогите, помогите, помогите, помогите…

      Ее мысли внезапно исчезли, она упала в обморок.

      Зигзагообразное отверстие открылось и Рабд ворвался в кабину. В своем скафандре он выглядел, как несколько длинных воздушных шариков. Рабд бросил взгляд на распростертую на полу Тект, затем повернулся и навел свой завитушечный бластер на Мэншипа.

      «Бедный парень, – думал Мэншип. – Бедный, глупый, недалекий идиот, строящий из себя героя. Через секунду от тебя останется лишь комок слизи».

      Он ждал развязки.

      Он был настолько уверен в себе, что совершенно не боялся.

      И глаза его не излучали ничего, кроме снисходительной симпатии.

      Поэтому Рабд, не сходя с места, убил из бластера уродливое, мерзкое, ужасное плоскоглазое существо. Поднял свою невесту любящими щупальцами. И отправился домой как герой-триумфатор.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

      Через два дня после Рождества 1954 года женщина, с которой я жил и на которой хотел жениться, приготовила для меня превосходный ужин с разнообразными острыми приправами. Два часа спустя меня увезли в больницу с кровоточащей язвой. У меня как писателя без трудового договора не было какого-либо медицинского полиса; пришлось полностью опорожнить мой и без того небольшой счет в банке, чтобы ко мне отнеслись чуть лучше, чем к бездомному, взятому с улицы.

      Весть быстро разнеслась по сообществу писателей-фантастов Нью-Йорка, однако по какой-то причине всем рассказывали, что я поступил в больницу Сент-Винсента на регулярный осмотр. В результате научные фантасты приходили тем вечером в мою палату со всякими смешными подарками и солеными шуточками, лишь на месте узнавая о моем гораздо более серьезном состоянии. Например, пришли Гарри и Джоан Гаррисон, держа в руках по лилии, и с ужасом узнали, что доктора обсуждают вопрос, следует ли идти на опасное незамедлительное хирургическое вмешательство.

      После совещания доктора решили отложить операцию, если за ночь кровотечение не усилится. Затем один за другим люди, толпившиеся вокруг моей кровати, стали расходиться, извиняясь за свое несерьезное появление. Последней, кто ушел, была та женщина, с которой я планировал провести остаток своей жизни. Она наклонилась ко мне, почти прижав к моему уху свой теплый влажный рот.

      Сейчас я уже точно знаю: когда писатель вспоминает событие, произошедшее пятьдесят лет назад, нельзя ждать от него дословной передачи каждого эпизода. Поэтому я прошу читателей помнить две важных вещи. Первое – большую часть моей жизни на этой планете меня сопровождало и благословение, и проклятие – я помнил практически все, вплоть до мельчайших деталей. А второе – она так донесла до меня свою мысль, что ее слова глубоко врезались мне в память.

      – Дорогой, – сказала она с невероятной теплотой и влажным придыханием в голосе. –