Обратный билет. Рассказы и повесть. Илья Григорьевич Коган

Вера и шваркнула на пол жеваные бумажки.

      – Зейст! – развела руками бабушка. А Фрима замахнулась мокрым полотенцем.

      – Чепен зи нихт! – заступилась бабушка. В смысле «не трогай ее!», наверное.

      Тут только они заметила нас.

      – О, Дора! О, Илюша! О, Миша! – обрадовалась Фрима..

      А сестренка Жанка тут же сказала свое «здрасьте»:

      – А ваша квартира занята! Там плотник Паршин живет!

      – Горького, двадцать девять? – всмотрелась в маму старушка издомоуправления. – Как же! Личность заметная! На трудовом фронте был. Ой, намаетесь вы с ним!

      – Нам же жить негде, – снова пожаловалась мама.

      – Судиться надо! – посоветовала старушка. – Доказать, что вы все это время за квартиру платили.

      – Ну да! Ну да! – обрадовалась мама. – Сестра платила.

      – Соберите жировки и наймите хорошего адвоката!.. Только я вам ничего не говорила!

      Мама не стала рассказывать про племянника Яшку, руку и пропавшие жировки. А тетя Рейзл пробурчала:

      – На хорошего адвоката хорошие деньги нужны.

      Она-то знала, что у мамы не только хороших, но вообще никаких денег нет. У тетки Фримы денег тоже не было. А сама тетка Рейзл и так все время твердила, что живет на копейки, которые ей платят за работу кассиром в магазине. И вообще, не могла она простить маме, что уехала та от своего мужа в Омске. Тетка хоть и была незамужней, но лучше других знала, какой должна быть хорошая жена.

      А у бабы Златы из всех капиталов была только серебряная монета невесть какого затертого года да желтый клык, который у нее выпал еще до войны…

      В общем, остались мы у них ночевать.

      Да и не на одну ночь. Фрима перебралась в комнату к бабушке и Розе. А мы вдвоем утеснились на узком диване. А на другом безобразничали мои двоюродные сестренки: Жанна и Вера. Они были неугомонные, до поздней ночи воевали за место у стенки. А днем не давали житья бабушке. Особенно приставучей была старшая – Жанна.

      – Баб, а баб, а сколько у тебя детей было? – цеплялась она к бабушке.

      – Хвейс… Я знаю … – разводила руками старушка. – Чи девять… Чи десять…

      – Что ж, ты не помнишь, сколько умерло?.. сколько выжило?

      – Хвейс… Бог дал… Бог взял…

      Откуда моя еврейская бабушка взяла эту русскую поговорку? Она была родом из Александрии. Но не той, что в Египте, а той, что в степи под Херсоном.

      Она была ровесницей не то Ленина, не то Сталина – теперь уж не помню. О своем детстве ничего не рассказывала. Только – как бегала за десять верст на железную дорогу: царский поезд должен был проехать.

      Она имела привычку сидеть у окна веранды, уперев локти в подоконник и положив подбородок на ладони. Наблюдала за проходящей за забором жизнью – как будто кино смотрела.

      Когда надо было позвать внучек – моих двоюродных сестер – она кричала: – Жа!.. потом сбивалась, вроде бы забывала имя Жанны, и звала следующую: – Вера!.. Получалось: – Жа… Вера! Так мы и стали звать бабку Злату –