Обратный билет. Рассказы и повесть. Илья Григорьевич Коган

натягивает вожжи извозчик. – Вот он ваш Табачный проезд!

      Ни фига себе проезд! Покосившиеся домишки, вросшие в землю до середины первого этажа. Труба, пыхающая серым дымом, и облако мелкой гадости, покрывающей все вокруг.

      – Фабрика «Дукат»! – сказал извозчик и быстренько сгрузил наши вещи на грязный снег. – С прибытием вас!

      Лошади зацокали подальше от этой отравы, а мама сложила ладони рупором и стала радостно выкликать:

      – Ханна!.. Соня!..

      И почти сразу же с грохотом раскрылось окно на втором этаже, и оттуда выскочил пацан – постарше нас с братом и в одних трусах.

      – Я-яша-а! – проблеял вслед ему жалобный голос.

      – Соня! – радостно закричала мама. Она ни капельки не удивилась, как будто прыжки со второго этажа случаются в Москве каждый день.

      – Уби-ился! – запричитала, выглядывая в окно, сильно пожилая тетенька вся в седых волосах.

      – Соня! – снова закричала мама так же радостно. А пацан уже поднимался, отряхивая от дукатовского шлака голые коленки. —

      – Жив, холера? – удивился все в том же окне солидного вида человек.

      – Захар! – снова подала голос мама, но уже не так радостно.

      – Гановер! Вор! – продолжал бушевать мужчина в окне. – Отдай руку! Или домой не приходи!

      Вот так-так! Оказывается, в этой Москве оторвать руку – плевое дело. Мне это как-то сразу не понравилось.

      – Оденься! Простынешь! – кричала тетя Соня, выбрасывая в окно свитер и брюки.

      – Ни-че!.. – прыгая на одной ноге, влезал в штаны парнишка. -Обсосется!

      Никакой руки, кроме двух своих, у него не было. Но дядя Захар в окне требовал свое:

      – Верни руку! А то в два счета загремишь в колонию! Вот не сойти мне с этого места!

      Ну, приехали! У меня с перепугу в животе поскучнело – нам ведь у этого дядьки жить!

      – Соня! Захар! – немножко растерянно звала мама.

      Все оказалось не так уж и страшно. Дядя Захар спустился к нам и помог занести вещи в комнату.

      – Ишиве бохер! – бурчал он непонятное ругательство Но это уже было похоже на уходящую грозу. А мама и тетя Соня тем временем рыдали, обнявшись.

      – Вот здесь она висела! – никак не мог успокоиться дядя Захар. И показывал на ковер на стене.

      – Ай, подумаешь, – на минутку перестала плакать тетя Соня. – Лапка… Зажим такой для бумаг, вроде маленькой руки…

      – Серебро! – снова вскипел дядя. – Чистое серебро! А этот гановер!.. Вор!..Чтоб ему фонарем стать! Днем висеть, а ночью гореть!

      – Захар! – снова заплакала тетя Соня. – Что ты говоришь! Он же сирота! Все, что осталось от семьи несчастной Рахили!

      И опять зарыдала в голос. И мама вместе с ней.

      Савичевы умерли…. Умерли все…. Осталась одна Таня…

      — Плачьте! Плачьте! – не сдавался дядя. – Вы еще не так заплачете, когда вспомните, что эта рука держала! Квитанции за Дорину квартиру! Жировки!

      Вот когда я в первый раз услышал это слово: «жировки»!. Иди знай, что совсем скоро оно у меня в зубах навязнет.

      Потом