Душегуб. Психоэма. Игорь Галеев

меня. Неуютно я себя чувствовал, стыдился. Она это видела и все равно приходила. Тогда я сказал, что такие свидания глупы и бессмысленны, что я не люблю ее. Сказал резко. Она и отравилась.

      – Отравилась?!

      – Ну, как это у них бывает – наглоталась таблеток, но успели откачать. Я узнал об этом через месяц. Она не приходила, я думал, что повзрослела или разлюбила, и вдруг получаю письмо: «Ты не полюбил меня, и я, наконец, поняла, как все было глупо, зря я открылась тебе…", «я специально выхожу замуж, чтобы быть такой, как все… люди дурнее, чем я думала… и все-таки спасибо тебе, я буду помнить наши свидания» и так далее в том же духе. Мне поначалу хотелось найти ее, «спасти» что ли, но я передумал, несколько раз встречал и не здоровался. Вы не подумайте, что я совсем тогда не замечал женщин, нет, замечал – независимо от своего желания пренебречь влечением, но боролся с собой, воспитывая себя, решил не растрачиваться на общедоступное. Я был очень занят собой, линял… и боялся ее, знаете, чувствовал, что она готова на все, а я сосунок еще и дать-то ничего не дам… Глупая история, да? Теперь я думаю – не нужно было с ней так грубо. К тому же через полгода я понял, что мог по-настоящему убить Лизу. Она, в отличие от меланхоличных и эгоистичных несостоявшихся самоубийц, была чиста в своих чувствах. Потом я искал ее, но безрезультатно: она бросила учиться, куда-то уехала, говорили, вышла замуж, разошлась, не знаю… Остались одни воспоминания, и они почему-то, чем дальше во времени, тем дороже становятся… но это уже сентиментальность.

      Я разлил остатки коньяка, мы выпили, и неожиданно в сильном побуждении он прошептал:

      – Самое удивительное, через два года читальный зал отомстил мне! Понимаете?!

      Естественно, я ничего не понимал.

      – Я был на ее месте! Был!

      Слезы заблестели у него на глазах, опомнившись, он вытер их ладонью.

      – Я вас испугал? Зря я затеял этот разговор. Потом… Поздно. Я пойду.

      Я, разумеется, его не отпустил, и он остался ночевать, согласившись лечь у печи на раскладушке.

      – А вы знаете, Аркадий Александрович, я эту историю выдумал. Сам не пойму для чего. Подобное было, но не со мной. Меня с первых взглядов не любят, – чем-то довольный, сказал он, когда я принес из комнаты постель.

      Заметив, что он следит за реакцией на это неожиданное и не вполне уместное признание, я не нашел что ответить, буркнул: «Ну и ладно», – и взялся стелить постель.

      – Славно натопили. Хоть кости погрею, как старый дед, – миролюбиво улыбнулся он напоследок.

      Через десять минут я неслышно прокрался на кухню. Он спал: на левом боку, подтянув обе коленки к груди, не укрывшись одеялом. Я задвинул печную заслонку, посмотрел на его усталое, побледневшее лицо, поправил одеяло и тихонько закрыл дверь.

      «Про то, что отомстил ему читальный зал, он не лгал, а как отомстил – можно лишь догадываться, – размышлял я, засыпая. – С какой