Казакстан. Национальная идея и традиция. Канат Нуров

того, что в течение века может смениться только три поколения, так как дедушкой (ата) можно стать уже в 37 лет. Он утверждает, что наши академики «пишут чушь», относя Байдибека к более ранним временам и называя его ханом. Особенно он выступает против приводимых в национальных энциклопедиях «линейных» шежире, словно у наших предков было всего по одному сыну. История казахов – это уникальный, редкий пример того, как простые люди знают больше учёных, но не способны научно аргументировать и оформить свои «мифологические» доводы, а учёные очень медленно, «шаг за шагом» вынуждены признавать и на научной основе доказывать их правоту. Как же наивен был автор, когда, издавая эту книгу в 1995 г., он хотел вернуть казахам их историю… Она всегда оставалась при них. Б.Я. Владимирцов об основании этого «курьёза» шежире писал, что «в империи Чингисхана вместо родовых и племенных названий теперь появляются названия «тысяч», которые часто именуются прежними родовыми названиями, но также часто обозначаются по имени их ноянов, господ-тысячников» (с. 230).

      Единственно, хочется поспорить с утверждением Акимбекова о сложности «интеграции в состав Монгольской империи… кочевых тюрков на территории Дешт-и Кипачака». Он предполагает, что «если этническая составляющая осталась прежняя, в основном кыпчакская, и количество пришельцев извне было минимальным, то все основные изменения здесь были связаны не с этническими, а с политическими или организационными переменами, которые, в свою очередь, оказали непосредственное воздействие на этническую историю (курсив автора) данного региона» (там же, с. 229). Во-первых, ничего отдельного и особо сложного, в отличие от интеграции самой Монголии и «оседлых» стран, не было зафиксировано, так как уничтожался в основном лишь кыпчакский род Ель Бори за Уралом в сторону Поволжья и Причерноморья. Во-вторых, этническая составляющая было та же, что и в древней Монголии, т. е. древнетюркская кочевая, и тогда и сегодня условно и не вполне корректно называемая внешними наблюдателями «кыпчакской». В-третьих, «тюркизации» монголов в смысле их языковой ассимиляции местными племенами не было, как это было выше указано со ссылкой на Юдина. Тем более, её не могло быть в этническом смысле культурно-бытовой ассимиляции, так как монголы в Казахстане политически доминировали. Собственно кыпчаки из Поволжья и Причерноморья были рассеяны по монгольским «сотням» и «тысячам», и их было, по признанию самого же Акимбекова, «сравнительно немного и они не играли важной роли», впрочем, как и некогда не менее могущественные «карлуки, канглы и уйгуры» из Семиречья (там же, с. 458). В-четвёртых, в экономическом плане в степях Казахстана все, как правило, по-казачьи уже кочевали аулами. В-пятых, количество пришельцев было немалым, если учесть вышеуказанное предположение Юдина о приходе в Казахстан монголов числом более «изначальных» 4 «тысяч» и что у верховного хана Толу ещё по указанию Чингисхана в распоряжении была только 101 «тысяча» из 129 «тысяч» монгольской армии. Очевид