было племя
тайджиут, в котором был род
кият, клан военных вождей, возможно, тюркоязычных и связанных с тайджиутами скорее политически, а не кровно-родственно. То есть тайджиуты составляли как бы улус рода кият, который, в свою очередь, подразделялся на джуркинцев (юркин), чаншиутов и ясаров, происходящих от первого якобы «всемонгольского» хана Хабула. Понятно, что подразделение «синеоких» борджигинов от отца Чингисхана выделилось искусственно и позже, благодаря завоеванию тайджиутов казаками Чингисхана и уничтожению знати иных подразделений этого рода. Более того, Чингисхану пришлось уничтожить даже ближайших родичей своей кости. В частности, Таргутая Кирилтуха, в рабстве у которого он был и которого тайджиуты считали своим «природным господином», т. е. законным государем. Вот почему Чингисхан просто смешивает и присоединяет тайджиутов к своему казачьему улусу монголов, наравне с другими племенами, хотя они ему принадлежали по праву и теоретически он мог на них опираться. Всё дело в том, что, как бы весьма искусно и полезно ни упрощала ситуацию такой ведущий современный монголовед, как Скрынникова (там же, с. 142), вовсе не «кияты как клан монголов» противостояли тайджиутам (они же нукузы или чонос, связь которых с протоказахскими племенными союзами усун, аргун и алшун необходимо исследовать). Монголами были не столько кияты, сколько казаки Чингисхана, и именно они противостояли степной аристократии не только племени тайджиутов, но и всех племён нирунов с турлигинами. Противостояние было много шире и было социальным, а не этническим. Чингисхан мог и не быть киятом, но это всё равно бы была гражданская война между байскими аулами и племенными куренями со всеми вытекающими жестокостями в целях установления господства казачества как высшей стадии кочевничества в политическом и экономическом устройстве кочевой цивилизации.
В этом отношении Акимбеков, как и Гумилёв, честно отмечает, что за Чингисханом «не стояла никакая племенная структура, и этот факт сам по себе придавал последующему созданию Тэмуджином Монгольской империи уникальный, по сравнению с другими кочевыми государствами, характер». То есть за монголами стояли люди «длинной воли» Гумилёва, вследствие «деградации племенной структуры» «кочевавшие отдельными семьями» и в определённой степени утратившие связь с племенами (там же, с. 147–149). Чтобы подкрепить данное мнение, необходимо напомнить, что ещё Иакинф Бичурин, которого трудно заподозрить в симпатиях к казачьей концепции этногенеза казахов, считал, что «дом Монгол вовсе не принадлежал к племенам того народа, которому в начале XIII столетия сообщил народное название, доныне им удерживаемое». На этом следует закончить анализ сходства казачьей природы монголов рода Кият-Борджигин и тюрков рода Ашина и перейти к отличию древнемонгольского суперэтноса «сотен и тысяч» казаков от древнетюркского суперэтноса родов и племён.
«Тысячи» империи Чингисхана, как пишет Акимбеков в отношении улуса Чагатая, «комплектовались выходцами из различных
