Глушь. Ольга Шипилова

А ты сам не помнишь, может совсем забыл, как раньше мы шалили, девчонками обменивались. Я – ту, ты – эту! Для друга же ничего не жалко, верно, Глебушка? Серьезно, забыл? А Полька знает?

      – Что? – Глеб стал совсем бледен, его обескровленные губы дрожали. Он смотрел, не моргая на Костю. Потом медленно, не решаясь взглянуть в упор, перевел стыдливые глаза на Полину, и девушка увидела в мольбу.

      – Это правда, Глеб, – скривилась Полина, – вы занимались такими мерзостями? Поэтому Костик и решил, что снова можно? Ты поэтому ушел, специально ушел?!

      – Нет, Полечка, нет, – голос Глеба скрежетал как железные дворовые ворота, – что было, то прошло, все в прошлом. Я изменился, я никому не позволю… И горы, всего лишь горы, отправился поснимать. Ты спала, Костя тоже. Нет, не специально, ты другая, ты все для меня. А этот…

      Глеб одним прыжком оказался лицом к лицу с Костей.

      – А ты мне после такого больше никто, понял?! Знал же, что она – не как все! Для меня особый человек…

      Глеб схватился за футболку Кости, потянул на себя, потом тряхнул несколько раз.

      – Эх, ты…

      – Да идите вы к черту, – болтаясь в руках Глеба, прошипел Костик, – со своими нравоучениями, уже и пошутить нельзя! Зря только старался с этими журналистами! Ради чего? Думал оттянуться хорошенько, а вы как старики, только бурчите!

      Костик ударил Глеба по руке, высвободился и, подхватив с кухонного столика кожаную барсетку, бросился к двери. Потом на секунду замер, обернулся:

      – Журналисты завтра в восемь, литературное кафе возле морского вокзала, я свое слово держу!

      – Ты куда? – вдогонку сбегающему вниз по ступеням Костику крикнул Глеб.

      – Прогуляться, тошнит от вас!

      Едва растревоженный агрессией Кости воздух перестал вибрировать, и комната погрузилась в гнетущую тишину, Полина устало опустила ноги на пол, поправила сбившиеся пряди волос. Тело ломило, точно его всего секунду назад выбили, подобно пыльному старому ковру, толстой палкой. Пальцы на руках налились свинцом, правая пятка ныла, вспоминая лицевой скелет Костика, сердце неуемно колотилось, и дрожал подбородок. Стараясь не смотреть на Глеба, застывшего статуей посреди комнаты, Полина согнулась и поспешила вернуть скомканное одеяло на кровать.

      – Вот зараза, испачкал пододеяльник, теперь вручную стирать придется, – вздохнула девушка, несколько раз проведя ладошкой по ткани, будто от этих действий влажные алые пятна смогли бы исчезнуть.

      – Не трудись, Полечка, я сам… – перехватил одеяло Глеб.

      – Что сам? – Полина вскинула на Глеба полные гнева глаза. – Сам он… Ты себя сначала от грязи отмыть попробуй. Или к тебе она не цепляется? Не пристает?! А я, как видишь, боюсь замараться. – Полина зло отшвырнула от себя конец пододеяльника, как если бы он и был причиной разгоревшегося конфликта, и теперь немым безучастным свидетелем напоминал о грязи прошлых лет, грозившей запятнать еще несбывшееся будущее.

      Глеб