Глушь. Ольга Шипилова

свои тихие волны. В этом вся Полина, другой такой больше ни за что не отыскать.

      – Ну, как твои фото?

      Бархатный голос Полины вернул Глеба из вод на сушу, позволил отыскать самого себя, большого и оттого такого нескладного, в ее объятиях.

      – Горы, это чудо… – Глеб нехотя очнулся, попробовал силу своего сиплого голоса, откашлялся. – Здорово, что он дальномерный!

      Глеб потрогал чехол аппарата, который притаился ласковым зверем теперь уже не на его груди, а между двумя, прильнувшими сердцами, замершими в объятиях. Зверь колыхался, слушая дыхание Поли, слушаясь и повинуясь ей одной.

      – В горах собачника одного встретил, очень заинтересовался вещицей, просил, чтобы пса его щелкнул.

      – И как, щелкнул? – Полина улыбнулась – не Глебу, неведомому псу.

      – Да, жаль пленки совсем не осталось. Теперь беречь приходится, считать и задумываться над каждым кадром. А штука хорошая. Здесь, как и дома, прохожие останавливают, интересуются. Ты больше не сердишься? – Глеб кончиками пальцев коснулся острого подбородка.

      – На что, Глеб?

      – На то, что было…

      – Не сержусь, меня тогда не было. Важно, что не солгал, не стал отпираться. Все, забыто! я в душ, и побежали. Есть хочется!

      – Тогда в кафешку?

      – Я только «за»! Мечтаю о горячем кофе и о какой-нибудь сладкой штучке к нему…

      – У меня уже одна штучка есть, жаль без кофе суховата! – Глеб одним движением указательного пальца пробежался по Полиному боку, лавируя между острых ребер.

      Они оба рассмеялись, радуясь предстоящему жаркому дню, наполненному событиями и впечатлениями.

      В пять вечера Глеб и Полина, истекая солеными каплями горячего пота, медленно шли от вокзала в порт. Солнце, не теряя настойчивости к вечеру, жарило во всю свою мощь. Уставший от пути и изнуряющего валяния на пляже Глеб с трудом переставлял ноги, не поспевая за порхающей беззаботным мотыльком Полиной, которая сначала вырывалась вперед, потом приостанавливалась, оборачивалась, нетерпеливо дожидаясь, когда плечо Глеба, наконец, начнет двигаться вровень с ее плечом. Глеб шел и сам себя ругал за то, что утром, после ободряющего капучино, дал слово будущей жене отправиться вечером в порт кормить хлебом гигантских белых чаек. Они еще на пляже успели досадить настойчивыми попытками выбросить красноватые перепончатые шасси ему на голову во время заплывов, долгих и старательных, за буйки.

      – Подожди, – сказал Глеб, – и остановился, вытирая капли со лба, – дай отдышаться. Сейчас билеты проверю…

      Глеб, молча, сунул в руки Поли пакет, в котором влажно дышал теплый батон, усыпанный поверх тонкой, яичного цвета, корочки черными точками мака, и полез в небольшую планшетную сумку, фотоаппарат раскачивался на груди, мешая рыться в ней, поэтому Глеб всучил Полине и его.

      – Ну как, все нормально? Какие места? – Полина переминалась с ноги на ногу.

      – Пятое,