Вещное право. Е. А. Суханов

(и только ему) определять характер и направления использования принадлежащей ему индивидуально-определенной вещи, осуществляя над ней полное хозяйственное господство и устраняя или допуская других лиц к ее использованию.

      Содержание этого права, складывающееся из правомочий собственника, у нас принято раскрывать с помощью традиционной для русского гражданского права «триады» правомочий – владения, пользования и распоряжения вещью. Считается, что в своей совокупности названные правомочия исчерпывают все предоставленные собственнику возможности. Неоднократно предпринимавшиеся попытки дополнить эту «триаду» другими правомочиями, например, признать за государством-собственником особое правомочие управления своим имуществом, оказались безуспешными. При более тщательном рассмотрении такие «правомочия» оказываются не самостоятельными возможностями, предоставляемыми собственнику, а лишь способами реализации уже имеющихся у него правомочий, т. е. формами осуществления субъективного права собственности[214].

      Одновременно у собственника концентрируются все три названных правомочия. Но порознь, а иногда и все вместе они могут принадлежать и не собственнику, а иному законному владельцу имущества, например доверительному управляющему или арендатору. Так, арендатор вещи обычно не только владеет и пользуется вещью собственника-арендодателя по договору с ним, но и вправе с его согласия сдать эту вещь в поднаем (субаренду) другому лицу или, например, внести в нее значительные улучшения, существенно изменив ее первоначальное состояние, т. е. в известных рамках распорядиться ею. Следовательно, сама по себе «триада» правомочий еще недостаточна для характеристики прав собственника.

      Обозначение правомочий собственника как «триады» возможностей свойственно лишь российскому правопорядку. Было бы ошибкой искать истоки «триады» в римском праве: идея о ius utendi, ius fruendi и ius abutendi как о правомочиях собственника принадлежит средневековым глоссаторам, а вовсе не римским юристам, никогда не пытавшимся характеризовать dominium (право собственности) с помощью исчерпывающего набора правомочий[215]. В российское право она «попала» в начале XIX в. благодаря В.Г. Кукольнику и М.М. Сперанскому[216]. Впервые «триада» была законодательно закреплена в 1832 г. в ст. 420 ч. 1 т. X Свода законов Российской империи, согласно которой право собственности определялось как «власть, в порядке, гражданскими законами установленном, исключительно и независимо от лица постороннего владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом вечно и потомственно».

      Эта же «триада» правомочий собственника была предусмотрена и в ст. 756–758 дореволюционного проекта Гражданского уложения, откуда затем по традиции перешла и в Гражданские кодексы РСФСР 1922 и 1964 гг., ив Основы гражданского законодательства 1961 и 1991 гг., и в Гражданский кодекс РФ 1994 г. Кроме того, ее можно также встретить в некоторых правовых

214

Это обстоятельство в отечественной литературе отметил и обосновал В.П. Грибанов (см.: Советское гражданское право. T. I. М., 1959. С. 290–292).

215

Дорн Л. Б. Догма римского права. СПб., 1865.С.5исл.

216

См. об этом: Рубанов А.А. Проблемы совершенствования теоретической модели права собственности // Развитие советского гражданского права на современном этапе. М.: Наука, 1986. С. 105–106.