Париж между ног. Таня Сербиянова

мне мнение. Поэтому сразу же о нашем с ним свадебном путешествии в Париж!

      А что? Он сказал мне: ты теперь моя, куда ты хочешь? Ну, это я так. На самом-то деле и билеты, и виза – все заранее. Но сразу же после свадьбы, сразу. Понятно!

      Я только платье, а он фрак, и мы прыг и на самолет, и вот уже вместе летим! Боже, как я люблю Аэрофлот! А в Париже…

      Там сняли небольшой двухэтажный домик с выходом

      в маленький садик. И все так мило, так чистенько и все так красиво.

      Но среди всех красот он! Мой Игорек!

      И неправда, что говорят о банкирах что, мол, они черствы и даже на свадьбе все деньги считают. Нет! И не деньги мой Игорек считал, а родинки: и на спине, и на груди, а потом…

      Ну а потом нам и Париж тот совсем был не нужен, но я потом еще долго вспоминала ту восемнадцатого столетия кровать с таким пологом над нами, как во дворце, который я наблюдала, когда он был во мне.

      Еще успела подумать, что не одна я такая видала его, а и все те дамы, что также до меня тут лежали и на него изумленно взирали. Лежала и гадала, а сколько же он повидал за то время, пока к нему обращали глаза, что в агонии и наслаждениях тут пребывали? И зачем он был нужен тогда?

      Это потом я узнала, что их тогда делали для того, чтобы их ночью недоставали, не мужики, не вампиры, а… клопы.

      Ну а тогда когда мы с ним, пропуская все маршруты и все посещения всяких соборов, всяких там матерей, мы с ним все искали и искали во мне что-то такое, отчего я потом раз и вот!

      А ведь как жалко! Хоть бы месячные вовремя пошли! Ан нет, не пошли…

      Ему не сказала, и он меня так и продолжал тискать чуть ли, не до самой смерти! Все искал, во мне что-то такое, отчего потом нам пришлось заплатить за испорченное постельное белье и еще за все то, где мы и на чем, и все время как безумные… Совсем-совсем!

      И даже вместе пошли на представление в знаменитую ресторацию, ну ту, что мельницей называется у них и с варьете – Мулен Руж.

      И нам обоим понравилось, и я ему потом такое варьете и фуэте, и еще такое накрутила в постели, что он взвыл, мой милый под балдахином восемнадцатого столетия!

      А ты что же любимый хотел?

      Чтобы они его, значит, возбуждали, а я бы, его законная жена, и я такая да эдакая, да я бы, да своего любимого и не смогла?

      Ничего, потом как оказалось, все пригодилось: и мельница та, и варьете, и кровать Людовика семнадцатого, налюбленная как икона за века. Все помогло!

      Ну а Парижу что?

      Как стоял, так и стоит! И только по ночам французы, да и мы с ними поднимали им дух, услаждали им воздух и слух, и все то, отчего не случайно французы по праву самая сексуальна нация считается на Земле!

      Не верите? Спросите у любого! Хотя бы у нас?

      Это когда в утренний час только и слышишь, как весь Париж вздыхает и стонет от сотен и тысяч тел, соединенных в горячих объятиях. И уже не только французских, но и нас, русских!

      И я не знаю даже в чем дело, наверное, так тут со всеми? Во всем виноват, видно, сам имидж, ведь это же Париж!

      У них по утрам секс семейный, а по ночам