До ледостава. Юрий Сбитнев

– так звал сучонку Американец – обежала в Буньском все магазины, все дома, куда имел обыкновение заходить Ванька, пришла к столовой и долго сидела у крыльца, обнюхивая каждого выходящего.

      Ночью прибежала к КПЗ, долго выла у ворот, но когда её пугнули, примолкла, на брюхе подползла к подворотне и улеглась там. Худая – в чём только жизнь держится, видимо, бежала издалека.

      С Ведоки приплыл Алёша Колобшин, сказал:

      – Беда в тайге-то, слышь, что говорю, Матвей Семёнович? Попроверьте, попроверьте, однако. Убили Ваньку-то Американца эвенки, как есть убили…

      – А ты откуда знаешь?

      – Слух от дерева к дереву, слышь, что говорю, от дерева к дереву эхом по тайге катится.

      Вызвал майора к себе и секретарь райкома Иван Иванович Ручьёв.

      – Матвей Семёнович, срочно займись Американцем. Куда он делся? По райцентру только и разговоры: «Убили! Убили! Убийство!» Займись.

      А утром нашли Бегу недалеко от милиции сдохшей. Вот тут-то и развязались досужие языки. Договорились до того, что, дескать, забили пьяного Ваньку в КПЗ. Милиция, дескать, виновата, поэтому и собаку отравили. Собака всегда к месту гибели хозяина придёт. Даже указывали место, где тайно, дескать, был похоронен Американец.

      Все, с кем бы ни говорил Глохлов, указывали, что последнее время ходил Ванька по дальним становищам у самых тундр. Туда и вылетел Глохлов. Первый же эвенк, к которому пришёл Матвей Семёнович, ответил определённо:

      – Беги до Егорши Каплина, он знает. На речке, однако, Копытухе стоит Егорша.

      Три дня добирался Матвей Семёнович до каплинского стойбища. Старик встретил, усадил пить чай. Обрадовался приезду гостя, и каждая морщинка на старом лице была доброй. Поговорили об урожае на орех, на ягоду, на соболя и белку. О видах на зимнюю охоту поговорили. Охотник расспрашивал о новостях, а потом достал из берестяного потакуйчика орден, которым наградили его весною, приколол к старенькому своему пиджачку и сказал:

      – Давай теперь водка пить! Маленько, однако, гулять! Орден хочу с тобою мыть! Одна, два чашка пить за наград мой! Большой, однако, человек Егорша!

      Выпили по чашке, закусили холодным мясом. Егорша сказал:

      – Хозяйка кусать готовит. Сладко кусать будем. Праздник. Нашалник, ты, Мотька Семёныч, приехал.

      Старик ещё больше оживился, выпив чашечку. Закурили. Глохлов – «Беломор», Егорша – трубочку.

      – Скажи, Егор Григорич, а где сейчас Ванька Американец?

      – Ванька?.. – Егорша поднял правую бровь, прищурил левый глаз, будто припоминая.

      – Ну да, Ванька. Говорят, где-то тут бродит?..

      – Нет, не бродит, – покачал головой старик. – Я его убиль! – И посмотрел на Глохлова так, словно говорил: «Ничего не поделаешь, пришлось».

      – Как убил?

      – С карабин убиль! Ванька вор быль. Людям плохо, тайга плохо. Грабиль! Народ говориль: «Не трожь люди! Не трожь тайга, плакой человек!» Раз говориль. Два говориль народ! Не слушат, однако, грабит. Вор Ванька, ок-ко-ко как плоко! Жить такой людя в тайга нельзя. Кудой