В арбузном сахаре. Рыбалка в Америке (сборник). Ричард Бротиган

ветер

      Мы занимались долгой медленной любовью. Поднялся ветер, и окна еле слышно дребезжали – сахар часто крошится на ветру.

      Мне нравилось тело Полин, она сказала, что ей тоже нравится мое тело, а больше мы не знали, что сказать.

      Ветер неожиданно стих, и Полин спросила:

      – Что это?

      – Ветер.

Снова тигры

      После любви мы заговорили о тиграх. Начала Полин. Она расслабленно лежала рядом со мной, и ей захотелось поговорить о тиграх. Она сказала, что после того, как Старый Чак рассказал свой сон, она все время о них думает.

      – Интересно, как они могли разговаривать на нашем языке, – сказала она.

      – Никто не знает, – сказал я. – Но они разговаривали. Чарли говорит, что когда-то давно все были тиграми, потом мы изменились, а они нет. Я не знаю. Но это интересная мысль.

      – Никогда не слышала их голосов, – сказала Полин. – Когда я была маленькая, оставалось всего несколько тигров, они были старые и почти не спускались с гор. Они были старые и неопасные, и все равно на них охотились.

      – Мне было шесть лет, когда убили последнего тигра. Я помню, как охотники несли его в Смертидею. Вокруг собралось много народу. Охотники говорили, что убили его в горах и что это последний тигр.

      – Они несли его в Смертидею, и все шли следом. Его закрыли досками и стали поливать форельно-арбузным маслом. Галлон за галлоном. Помню, люди бросали цветы так, что получилась целая груда, все стояли вокруг и плакали, потому что это был последний тигр.

      – Чарли зажег спичку. Костер горел огромным оранжевым пламенем – долго, несколько часов, и черный дым поднимался в воздух.

      – Он сгорел, и остался только пепел, потом все убрали, и теперь в Смертидее форельный питомник – прямо на том месте, где сожгли тигра. Трудно представить, как это было, особенно когда танцуешь.

      – Ты наверняка все это помнишь, – сказала Полин. – Ты ведь там тоже был. Рядом с Чарли.

      – Это правда, – сказал я. – У них были красивые голоса.

      – Я ни разу не слышала, – сказала она.

      – Может, это и к лучшему, – сказал я.

      – Может, ты и прав, – сказала она. – Тигры. – И вот она уже спит у меня на руке. Ее сон попытался стать моей рукой, потом моим телом, но я не позволил, потому что вдруг почувствовал, что не могу больше лежать.

      Я встал, натянул комбинезон и отправился на одну из своих долгих ночных прогулок.

Арифметика

      Ночь была холодной, а звезды красными. Я шел к Арбузным Делам. Там из арбузов мы делаем сахар. Мы выпариваем арбузный сок до тех пор, пока не остается ничего, кроме сахара, потом мы придаем ему форму всего, что у нас есть, – наших жизней.

      Я сел на кушетку у реки. После слов Полин я теперь думал о тиграх. Сидел и думал о тиграх и о том, как они съели моих родителей.

      Мы жили тогда в хижине у реки. Отец выращивал арбузы, а мать пекла хлеб. Я ходил в школу. Мне было девять лет, и мне плохо давалась арифметика.

      Однажды утром, когда мы завтракали, пришли тигры и до того, как отец схватил ружье, убили моего отца и мою мать. Родители не