Умопомрачение. Михаил Михайлович Аргамаков

на Веру и, казалось, читала её мысли.

      – Решаете, что со мной делать? – Костя улыбнулась краем рта. – А вы не парьтесь. Я, как стемнеет, уйду. Одолжите мне только одежонки, не очень нужной, и забудьте про нашу встречу. А я про вас никогда не забуду, – в глазах у неё показались слёзы. – Я умею помнить добро.

      – Одеть-то я тебя одену, – с души Севастьяновой будто сняли тяжёлый груз. Она тоже еле сдерживалась, чтоб не расплакаться. – Но куда ты пойдёшь? Деньги-то у тебя есть?

      – Денег достаточно, – прикрыв веки, ответила Костя. – И «гостиниц» в Москве хватает. Можно, сестрёнка, я обниму тебя напоследок?

      Вера кивнула, проглотив слёзы. Костя обняла её и нежно поцеловала в губы, а вечером, как обещала, исчезла. После этого случая Вера старалась не приближаться к даче Шилина. Там, впрочем, всё было тихо. Дача так и стояла недостроенная. Рабочие не появлялись. Участок зарастал травой. В посёлке говорили, что Шилин махнул на свою стройку рукой и вообще куда-то уехал из Москвы. С женой они были в разводе. Со службы ему позвонили пару раз и плюнули. Решили, что «Артемьич» ушёл в очередной запой. Шилин давно висел на волоске. Неподписанный приказ о его увольнении лежал у начальника в столе. Словом, никому бывший оперативник не был нужен, и никто его не искал. И Вера не стала поднимать волну. Она не сдала Костю.

      Заключённая Севастьянова не заметила, как заснула, пропустила обед и ужин, и проспала до утра следующего дня. Утром её осмотрел врач, велел медсестре ещё раз смазать зелёнкой её разбитые во время истерики виски, коленки и локти. Затем Севастьянову вернули в камеру, а после обеда вызвали на допрос к следователю. Когда Веру вели по коридору, у неё дрожали колени. Она думала, что Крашенинникова сегодня рассчитается с ней за всё. Ведь именно из-за конфликта со следователем Севастьянову отправили в карцер. «Гестаповка, настоящая гестаповка», – твердила про себя Вера. Людмилу Крашенинникову она раньше знать не знала. Хотя та, встречаясь с ней в коридорах Следственного комитета, всегда деланно шарахалась в сторону, и глаза у неё становились испуганные, удивлённые и весёлые одновременно. Вера не могла понять почему, пока кто-то из «благожелателей» не сообщил ей, что у Дениса с Крашенинниковой роман. Веру это известие не то чтобы обидело, скорее огорошило. Она представить себе не могла, что её муж способен завести интрижку на стороне. Ей казалось, что Денису нравятся только старухи в чинах. Впрочем, и Крашенинникова была не так чтобы молода. Вера не поленилась прочесть её личное дело. И узнала, что той 37, что она окончила МГУ, начинала районным прокурором. Замужем не была, детей не имеет. Но уверенно идёт в гору. И всё потому, шепнули Вере те же «добрые люди», что была любовницей старого и очень влиятельного генерала. Тот генерал уже умер, но успел втиснуть свою протеже в Следственный комитет, где она зацепилась, и была на хорошем счету у начальства. Там же, в деле, Вера прочла адрес Крашенинниковой и узнала, что та живёт в соседнем корпусе их дома. Обманутой жене, в общем, всё это было безразлично, даже забавно. Она представить не могла, что её «пупсик» предаётся любовным утехам