Умопомрачение. Михаил Михайлович Аргамаков

что, что у тебя анализы в порядке. При таком образе жизни сифилис, ВИЧ – обыкновенное дело. Так сколько? Сто? Двести? Или, может, быть, тысячу?

      – А у тебя? – тихо спросила Вера.

      – Здесь вопросы задаю я! – повысила голос Крашенинникова. Голос у неё был зычный, с хрипотцой. – Твоё дело отвечать! Но тебе скажу. У меня был любимый человек. Мы встречались пять лет. Мы любили друг друга. Да, да, не ухмыляйся. И он меня любил. Он был женат, но мечтал развестись, потому что жена у него была – сука и «бэ», каких мало. Да, да… – она уставилась на Веру своими змеиными глазами. – Она из деревни, выскочила за него по расчёту, и мечтала, чтоб он умер. А она бы в его квартире предавалась разврату…

      Крашенинникова отвернулась, спрыгнула со стола, помолчала, потом резко повернулась к Вере и крикнула ей прямо в лицо:

      – Отвечай, мерзавка, как ты убила мужа?! Давай, всё по порядку, ну?!

      – Не понукай, не запрягла, – ответила Вера, не повысив голоса. – Расскажи лучше ты, как с моим мужем спала? Мне интересно послушать.

      Вера задала этот вопрос не случайно. Она заметила, что проводится видеозапись допроса. Такое бывало, по просьбе высшего руководства. Чтоб показать на совещании. Ей было важно скомпрометировать Крашенинникову, чтоб иметь шанс поменять следователя. Людмила её раскусила и выключила камеру.

      – А теперь поговорим без протокола, – зловеще прошипела она, заперла кабинет и взяла в руку резиновую дубинку. – Да, я спала с твоим мужем…

      – Сочувствую, – улыбнулась Вера.

      – Себе посочувствуй, Севастьянова! За четыре доказанных убийства, за организацию притона, за подделку документов и другие фокусы! Ты из тюрьмы никогда не выйдешь! Я тебе гарантирую! Только седой старухой! Или ногами вперёд. Левицкая сдала тебя с потрохами. Она сотрудничает со следствием. Она два года получит, а ты пожизненное. Понимаешь, пожизненное! И поделом. Вот тебе, тварь! Вот тебе за моего Денечку!

      Удары посыпались Вере на спину, на плечи. Она нагнулась и прикрыла руками голову. Крашенинникова била её неумело, по-женски, но с воодушевлением.

      Потом отдышалась, убрала дубинку в шкаф и включила видео. И спросила низким казённым голосом:

      – Не стесняйтесь, рассказывайте, Севастьянова, как убили мужа? Как посмели поднять руку на кристально чистого человека, на лучшего нашего работника, на следователя по особо важным делам, майора полиции Дениса Петровича Козлова?

      – А пошла ты!.. – Вера отвернула покрасневшее лицо к окну.

      – Признаёте ли вы себя виновной в убийстве мужа? – железные нотки послышались в и скрипучем голосе Крашенинниковой.

      – Сказала, отстань! Ничего я тебе не скажу! – повысила голос Вера.

      – Ш-ш-шлюха, – прошипела Людмила. Казалось, она сейчас выпустит жало.

      – Сама шлюха, – равнодушно бросила Вера и тут же получила увесистую пощёчину. Крашенинникова уже плевала на камеру. Она била подследственную наотмашь. Ударила раз, другой, третий. Она