Твои не родные. Ульяна Павловна Соболева

впечатал и сзади долбился в нее, как бешеный оголодавший псих.

      – И что она делает? Сказки читает? Передай ей, что я очень соскучилась, и мы договаривались, что она ляжет спать. Спасибо, Танюш, ты прям у меня такая… такая родная. Машутку поцелуй.

      О ребенке говорит… и снова сукровица из дыр в груди засочилась. Этот ребенок моим мог быть, от меня. Счастливым и любимым нами обоими. И дело ведь не в том, что он чужой, бл*дь, встреть я ее с ребенком, я бы любил и ее, и ее ребенка, ее собаку и даже блох ее собаки. Я верил ей… я считал ее самым лучшим, что могло случиться со мной в жизни. Наш ребенок был для меня кем-то святым, чистым, неоскверненным, кем-то, олицетворяющим нашу любовь. Я ждал ее появления с диким трепетом… но я возненавидел их обеих, когда понял, что нет в них ничего чистого, когда присматривался к чертам лица девочки и искал свои собственные. Искал и не находил. А в кармане тест, а потом второй и контрольным в голову третий.

      Я мог ее убить. Я хотел ее убить. Задушить, ломая шейные позвонки, потом закопать во дворе своего дома и лежать там, сдыхать от тоски по этой твари. Но ее дочь заплакала, очень тихо, жалобно, и я разжал пальцы… Заорал, чтоб убиралась пока цела. Меня потом этот плач преследовал по ночам, и я рыдал как ребенок… потому что я до смерти хотел, чтоб этот ребенок был моим.

      А она смотрела на лицо девочки и искала черты своего любовника, к которому ездила и до нашей свадьбы, и после нее. Кормила его на мои деньги… СУКА! Ненависть взвилась той же смолой кипящей, и я, неслышно ступая, вернулся в залу. Сел за столик и подозвал к себе управляющего этим дном. Увидев меня, Жермен, а на самом деле просто Жора, в обтягивающих зад и яйца салатовых штанах и белой майке с вывалившимися по бокам сосками, расплылся в заискивающей улыбочке. Видать, смотрит новости. Молодец Жора.

      – Что угодно такому уважаемому гостю. Любой каприз за счет заведения.

      Я повертел бокал в пальцах и сунул в рот сигару, тот тут же поднес к ней зажжённую зажигалку.

      – Не люблю развлекаться за чей-то счет. Хочу девку одну, но она не шлюха. Она у вас тут полы моет.

      Он удивленно отпрянул.

      – Анька, что ли? Новенькая?

      – Да, Анька. Стоит там у лестницы с тряпкой. Пусть ко мне в комнату-вип придет. Оплачу так, будто ты ко мне своих десять самых крутых девочек привел.

      – Нуууу не вопрос, хотите ее – будет вам она.

      – И позаботься, чтоб нам никто не помешал до утра.

      – Не вопрос.

      – И еще… пусть переоденется, как девки твои со сцены. Накину сверху еще штуку, если уломаешь.

      *****

      Она жила на съемной квартире. Двухкомнатный клоповник, где две комнаты таковыми на самом деле не являлись и были сделаны из одной, разделённой перегородкой. Я проводил ее до самых дверей, и когда она уронила ключи, вместе с ней, как дебил, бросился их поднимать. Боднул ее лбом. Потом мы ржали там вдвоем, сидя на четвереньках, и я чувствовал себя более пьяным, чем после бутылки скотча или виски. С ней рядом не нужен был ни один допинг. Она