Переломленная судьба. Дун Си

несколько месяцев. Но Чжан Пятый ни в какую не собирался давать отсрочки, потому как чувствовал себя обманутым.

      – Когда Ван Чанчи давал мне новую расписку, то ничего не говорил про то, что уезжает на подработку, – сказал он. – Значит, здесь что-то не так, а раз здесь что-то не так, то, очевидно, это обман.

      – Чанчи не такой, – оправдывался Ван Хуай. – Он обязательно заработает деньги и вернет долги.

      – Всякий раз, когда ты говоришь «обязательно», это «обязательно» не происходит. Разве ты не говорил, что он обязательно поступит в университет?

      Ван Хуаю нечего было возразить. Чжан Пятый зашел в дом, осмотрел все углы и решил унести старый деревянный шкаф.

      Ван Хуай сказал:

      – Раз мне не веришь, так и уноси, все равно нам нечего в нем хранить.

      Чжан Пятый отдал расписку, Ван Хуай стал мять ее в руке. Пока он ее мял, то чувствовал, что его ладонь словно кусают изнутри, как если бы у иероглифов на расписке выросли зубы.

      В тот самый момент, когда Чжан Пятый со шкафом на спине возвращался домой, ему встретился Ван Дун. У Ван Дуна вдруг возникло дурное предчувствие, он тотчас нашел свою расписку и заявился с ней к Ван Хуаю, требуя долг. Ван Хуай ему сказал:

      – Дома не осталось ничего сто́ящего.

      – А как же гроб на чердаке?

      – Так он для меня приготовлен. Ты еще молодой и вряд ли помрешь раньше меня.

      – Тут вопрос не в том, кто когда помрет, а в том, возвратятся ли ко мне мои деньги.

      – Клянусь честью, – заверил его Ван Хуай, – Чанчи обязательно все вернет.

      – В наши дни разговоры о чести – брехня, – ответил Ван Дун.

      – Тогда уноси, но когда у Чанчи появятся деньги, я этот гроб у тебя снова выкуплю, – сказал Ван Хуай.

      Ван Дун позвал за подмогой Лю Байтяо. Вместе они спустили гроб с чердака и, поддерживая его с двух концов, вынесли из дома. У Ван Хуая замерло сердце, ему казалось, что он видит собственные похороны.

      Чжан Сяньхуа, заметив Чжана Пятого с гробом Ван Хуая, тоже почуяла неладное и, взяв свою расписку, мигом заявилась к Ван Хуаю домой.

      – Эх ты, Ван Хуай! Я ведь тебе больше всех одолжила, почему же ты, прежде чем объявлять о банкротстве, не оповестил меня?

      – Я не объявлял о своем банкротстве, это они не верят Ван Чанчи.

      – Они, значит, не верят, а я-то почему должна верить?

      – Разве ты не видишь, что Чанчи уже взрослый парень?

      – Они тоже это видят.

      – Он хоть раз обманул тебя, пока рос?

      Чжан Сяньхуа помотала головой.

      – Я хоть когда-нибудь не возвращал тебе долги? – продолжал Ван Хуай.

      – Нет, – ответила Чжан Сяньхуа.

      – Каково семя, таков и росток, какова лоза, таков и плод. Поверь нам хоть раз!

      Чжан Сяньхуа, глядя на расписку, медленно сложила ее пополам и направила руку к карману. Ван Хуай замер, внимательно следя за ее действиями, он даже сжал кулаки. Но в тот момент, когда расписка уже должна была очутиться у Чжан Сяньхуа в кармане, ее руку словно кто-то приостановил.

      – Чанчи