Квартирантка с двумя детьми (сборник). Роман Сенчин

пэсней, – Аркаша вновь переходил на одесский говорок, – хочу вспомнить своего парижского друга Алешу Димитриевича. Поехали, «Рэссияне»!

      А я милого узнаю а по походке,

      Он носит, носит брюки галифэ,

      А шляпу он носит он панаму,

      Ботиночки он носит а нариман.

      А шляпу он носит он панаму,

      Ботиночки он носит нариман…

      – Песня о конце гражданской войны!

      Четвертые сутки пылают станицы,

      Потеет дождями донская земля.

      Не падайте духом, поручик Голицын,

      Корнет Оболенский, налейте вина.

      А где-то лишь рядом проносятся тройки,

      Увы, не понять нам загадочных лет, —

      по лицу Аркаши скользнуло замешательство, словно он забыл слова, но вступил со следующей строкой вовремя:

      Не падайте духом, поручик Голицын,

      Корнет Оболенский, налейте вина.

      Когда песня закончилась, мужчина в очках заметил:

      – Так и не хочешь комиссаров вставлять. А такой ведь образ: «А в комнатах наших сидят комиссары, и девочек наших ведут в кабинет».

      – Не лежит душа, Рудик. Но вот не лежит, и все. Не могу про комиссаров петь.

      – А так не в рифму получается.

      – Шо ж… Следующая песня…

      Раза три Аркаша успевал нырять под трибуну. Прихватывал с собой и пианиста.

      – Олег, – хлопал его по плечу, – ты отлично чувствуешь мой стиль. Специально учился?

      – Да я в «Кронверке» играл.

      – О, хорошая школа! Продолжаем?.. А теперь песня про пагубную зависимость под названием «Анаша»…

      Опьянение Аркаши, которое проявилось в том, что голос его стал напоминать покрикивания алкашей у павильона, совпало с окончанием плёнки.

      – Всё, – объявил человек за магнитофоном. – Генуг.

      – Ну и ладненько.

      Музыканты, Рудик столпились возле магнитофона и стали слушать куски записи, а Аркаша забрал из-под трибуны пальто и недопитую бутылку вина и спустился к Михаилу, Андрею и Вите.

      – А вы кем будете, молодые люди?

      – Музыканты.

      – Это понятнэнько. А так? – Прищурился. – На стиляг вроде не похожи, и на хиппи…

      – Мы – панки, – гордо сказал Андрей.

      – М, не слыхал про такое… А звать вас как?

      – Майк.

      – Свинья.

      – Цой.

      – Цой? Не вьетнамец, случаем?

      У Вити зашевелились скулы. Он ненавидел, когда его называли японцем, китайцем. Теперь вот во вьетнамцы пытаются записать.

      – Я не в обиду, – заметил Аркаша его реакцию. – Дело в том, – он понизил голос, – что я воевал во Вьетнаме. В небе Вьетнама. Бил американскую военщину с вэртолету!..

      – Да? – Михаил усмехнулся. – Мой папа тоже был во Вьетнаме. Не воевал, правда, в командировке. Он архитектор.

      – Ясненько. – И Аркаша перевел разговор на другую тему: – А что это за панки такие?

      – Хм, – Андрей потер переносицу, – придурки круглые. Но с идеей.

      – Сейчас все лучшие люди идут в панки, – добавил Витя.

      – И что ж за идея?

      – Свобода, анархия…

      – Хорошая идея, молодцы. В моем репертуэре