Пленэрус. Евгений Штиль

хотите, но нужны запасные игроки. Шурочка, давай все-таки заменим твою картошку на литературный десант. Мы тебе письмишко организуем. В деканат или на имя ректора. Объясним все честь по чести, печать нарисуем, подпишемся. Неужели не поймут?

      – Ну, я не знаю…

      – Вот! Один человек уже есть! – глаза Ржавчика победно блеснули. – Василий, ты как? Письмо сделаем?

      – Сделаем, какой разговор.

      – Вот и ладушки! – Ржавчик с шумом выдохнул, так же шумно вдохнул. – Забыл сказать, что одного человека – так сказать, внештатно – я включил в список по собственной инициативе. Между нами говоря, он и эскизы нам готов накидать – для возможных афишек.

      – Погоди, погоди! Ты что, Беню Варанова хочешь взять?

      – А что, человек безотказный, рисует мастерски.

      – Он же мегарасист! И книги принципиально не читает.

      – Вот и будем воспитывать. Главное, он точно свободен. С последней работы его недавно турнули, так что…

      – А мне нравится эта идея! Он ведь может портреты всем нарисовать. Кого из вас он рисовал до этого? Никого. А там будет время, – глядишь, увековечит в масле да темпере. Будете висеть потом рядом с картинами Воловича…

      На эту приманку собрание клюнуло. Повисеть в масле и темпере захотелось многим. Конечно, Беня был сумасшедшим, но местных сумасшедших давно уже не боялись. А увлечение теориями Ломброзо, Мальтуса и Макиавелли прощали и людям более свирепого нрава. Кроме того, наивные теории Бени умиляли до слез. Скажем, Бенислав искренне верил, что количество семян-душ, ежегодно просыпаемых сверху, остается некой вселенской константой. При этом количество тел-скафандров росло в геометрической прогрессии. Следовательно, люди обречены были мельчать и глупеть, процент личностей снижался, а демократический строй знаменовал последнюю стадию загнивания цивилизации. И говорил об этом художник с такой истовой убежденностью, что с ним даже не пытались спорить.

      А еще Бенислав уважал всевозможные теории психотипов, дробя людей на ведущих, ведомых и откровенный балласт. Последнего «добра» с бесчумными и бесхолерными веками наплодилось выше крыши, объяснял Бенислав. И даже любимая его сердцу война не виделась художнику выходом, поскольку на войне в первую очередь погибали именно ведущие. Развивая эту мысль, Беня делал интересные умозаключения. Ни наука, ни войны проблем не решали. По всем статьям мир должен был давно погибнуть, поскольку нормальный человек во власть не лез – брезговал, виртуальная экономика обрастала стеклянным куполом, угрожая вот-вот рухнуть, атом и химия душили планету со всех сторон. Тем не менее, все шло прежним чередом; мир пыжился, задыхался от копоти, но держался, что железобетонно доказывало существование Бога. «Есть, стало быть, нечто, что еще печется о нашем дурдоме». Таким примерно образом, Беня вычислял Всевышнего.

      – Итак, если берем Варанова, набирается семеро, верно? По-моему, славное число, сулит удачу! – Гаврилюк обвел присутствующих председательским оком, но главного все-таки не узрел.

      – Не семеро,