Рай где-то рядом. Фэнни Флэгг

Норма: сначала ты, теперь я.

      Ида кивнула:

      – «День у каждого бывает, когда дождь не затихает»[4], как говорится.

      – Верно… Надеюсь, моя смерть ее не сломит. Я ведь уже старая – значит, не такая уж это неожиданность, да?

      – Совсем не то что моя смерть, всего в пятьдесят девять. Как гром среди ясного неба. Я ведь была в отличной форме, не сочти за хвастовство.

      Элнер снова вздохнула:

      – Лишь бы с Сонни все было хорошо. Правда, Мэкки обещал о нем позаботиться, а коты вряд ли скучают по хозяевам, им главное кормежка. – Элнер опустила глаза и продолжала: – Знаешь, Ида, странное дело: я ни капельки не чувствую, что умерла, а ты?

      – Тоже. Я совсем не того ожидала. Только что была жива – и умерла, а разницы никакой. Роды и те куда больнее, уж ты мне поверь.

      – Да, мне было ничуточки не больно. Честно говоря, я давно себя так хорошо не чувствовала. Правое колено раньше ныло, хотя я Норме ни слова не говорила, чтобы не потащила на операцию, а сейчас ни капельки не болит. – Элнер пошевелила ногой. – Ну и что теперь? Я со всеми увижусь?

      – Точно не знаю, меня всего лишь попросили тебя встретить и проводить сюда.

      – Спасибо тебе большое, Ида. Когда видишь родное лицо, уже не так страшно, правда?

      – Да, – согласилась Ида. – Ни за что не угадаешь, кто меня здесь встретил, когда я умерла.

      – Кто?

      – Миссис Герберт Чокли.

      – Кто это?

      – Бывший президент Женского клуба Америки.

      – А-а… наверное, тебя это порадовало.

      Ида встала, открыла верхний ящик стола и принялась в нем рыться, не переставая говорить:

      – Кстати, меня так срочно вызвали – что же с тобой случилось, сердечный приступ?

      Элнер подумала.

      – Не знаю точно, то ли осы до смерти закусали, то ли упала с дерева и разбилась. Я-то надеялась умереть в своей постели, да, видно, не судьба.

      – Сердечный приступ, не иначе, – отозвалась Ида. – И папа умер от инфаркта, и Герта. У меня-то сердце было здоровое, но ведь ты старше меня и умерла скоропостижно… а я – нет. Врач говорил, у меня редкое заболевание крови, им страдали потомки королевских династий Германии.

      «Опять она за свое! – подумала Элнер. – Уж который год как в могиле, а спеси не убавилось». Ида умерла не в пятьдесят девять, а в семьдесят лет от лейкемии, но ей всегда хотелось чем-то выделяться из толпы. Всю жизнь. Отец их – простой фермер, но послушать Иду, так он был барон, потомок Габсбургов, с родовым поместьем. А выйдя замуж за Герберта Дженкинса, Ида еще пуще задрала нос. Элнер приходилось то и дело напоминать ей, кто она и откуда, но теперь уже поздно. Раз уж и могила Иду не исправила, то это навечно.

      Ида долго рылась в ящике, чем-то звякая. Наконец достала ключ: «Вот!» Затем развернулась и пошла отпирать тяжелые двойные двери. А когда все было готово, позвала Элнер:

      – Ну, пойдем.

      Элнер двинулась было следом – и вдруг застыла как вкопанная.

      – Постой! Это ведь рай? Я не угожу в ад?

      – Не угодишь, – заверила Ида.

      У Элнер отлегло от сердца. Поразмыслив, она решила, что если даже Иду взяли в рай, то

4

Г. Лонгфелло. «Дождливый день». Перевод С. Черфаса.