Алфавит грешника. Часть 1. Женщина, тюрьма и воля. Владимир Лузгин

словом лакомым,

      Значит, испытать мне, что было, впредь

      Не удастся больше по-всякому.

      Поменялась жизнь, как змеи покров,

      Но не постройнеть и не вырасти:

      Осень за окном, гиблый дым костров,

      Вязкий холодок пьяной сырости.

      Вот и видится поутру подчас:

      Для меня, тобой обойдённого,

      Каждый божий день, как последний час

      Без вины на смерть осуждённого.

      Что опять один, далеко в глуши

      Исстрадавшийся, покалеченный

      Словом каверзным, бившим в центр души,

      Словно катанною картечиной.

      Выпал жребий мне этот невзначай

      Или было так и загадано:

      Иссеклась пыльца, высох иван-чай

      И среди ночи тянет ладаном.

      «Игру открыл Всевышний красным…»

      Игру открыл Всевышний красным

      Под шум винтов и гул мортир

      В десятых, сытых и ужасных,

      Спешивших переделать мир.

      Где с прошлым рвётся связь любая,

      И где страна моя, в запой

      В двадцатых звёзды зажигая,

      Себя почувствует звездой.

      Тогда как черными мастями

      Партнёру дьявол отвечал,

      Да так, что и поныне с нами

      Его пленительный оскал.

      Чьи сотни служек вороватых

      Трещат с экранов голубых

      О неизбежности тридцатых

      В преддверии сороковых,

      Привычно и невозмутимо

      Столбя в сознанье миф пустой

      О видах оттепели мнимой

      И достижениях в застой.

      А игрокам всё было мало.

      И вот полезли джокера:

      Сначала меченый с беспалым,

      За ними – фраер из двора.

      Чтоб нахлебавшись правдой вдосталь,

      Свободы ощущая близь,

      Мы обманулись в девяностых

      И в нулевые продались.

      Не зная, кто же – бог иль дьявол,

      В азарте, распаляя нрав,

      Страну мою на кон поставил

      И просто сбросил, проиграв.

      Как и не скажешь сразу, сходу,

      Что нам увидеть предстоит,

      Пока к намеченному году

      Век двадцать первый семенит.

      «Иду – нагой в бахилах ледяных…»

      Иду – нагой в бахилах ледяных.

      Шагнул, как под софиты на премьере.

      Меж ангелов зелёных, голубых

      Лёг и почил, на срок, по крайней мере.

      За что мне это? Вроде жил в чести,

      Без бед и ссор с подругой неразлучной,

      На всё готов, хоть коз её пасти,

      Но тут врачи с их мнением научным.

      Прощай, страна лакеев и вельмож,

      Дел героических и путанного взора,

      Ложусь под скальпель, а случится – нож,

      Ведь сколько раз страдал от перебора.

      Хотя на стол – не грудью на рожон.

      Тем паче – санитарки помогли мне:

      Обрит, уколот и перекрещён

      Иконкой со святым Николой Зимним.

      И вот вошёл в бахилах ледяных.

      Шагнул, как под софиты на премьере.

      Меж