Опоздавшие к лету (сборник). Андрей Лазарчук

Налей-ка еще», – и ему поднесли еще кружку. Петер выпил и пришел в себя окончательно. На правом глазу был бинт, вообще вся правая половина лица была как деревянная, и страшно горела спина.

      – Говорил же я тебе – на хрена ты ходишь в одиночку? – сказал Козак, он был здесь, и еще были знакомые лица, а в углу сидели двое с набитыми мордами – должно быть, покушавшиеся.

      – Эти, что ли? – кивнул на них Петер.

      – Они, – сказал Козак, – они, родимые…

      – Зачем это вы, ребята? – спросил их Петер.

      – Мы уж тут пытались им внушить, – сказал Козак. – Но тупые как пеньки. Деревня…

      – Сами вы тупые! – сдавленно сказал один из них, помоложе. – Не видите, что ли, – продали нас всех на корню! Это же заговор! А-а… – Он обреченно махнул рукой.

      – Так ты что же думаешь: киношников перебьешь – и все пойдет как по маслу? – спросил Петер.

      Тот промолчал, глядя исподлобья, зло, как хорек.

      – Чего молчишь? – ткнул его в бок Козак.

      – Погоди, Карел, – сказал Петер. – Ребята не разобрались – бывает. Давайте сначала. Не было киношников – все шло хорошо. Приехали киношники – все стало плохо. Значит, убить киношников – и все опять будет хорошо. Так, что ли?

      – Ну, – сказал один из тех. Другой молча кивнул.

      – Поздно убивать, – сказал Петер. – Надо было сразу. В первый же день. Теперь уже поздно. Карты сданы, и игра сделана…

      – Вот и Христиан про то же говорил, – сказал Козак.

      – Да, – сказал Петер. – Это все равно что пытаться остановить камнепад, вытащив из него самый первый камень, с которого началось… да и началось-то еще до нас… Я не знаю – все так перемешалось, – где есть наша вина, где ее нет… но главное – это подлость и трусость и вашего генерала, и нашего советника… и ваша, господа саперы, черт вас подери с вашими доносами и тотализатором…

      Саперы зашевелились, но никто ничего не сказал.

      – Ладно, дело прошлое… хотя… ладно, – решительно оборвал себя Петер. – Вот я вас спрашиваю: вы все хотите, чтобы о вас – о таких – память осталась? Или не хотите? Или – чтобы пригладить, причесать, подмазать? Как вам желательно?

      Мялись саперы. Мялись, чесали затылки, подбородки, ладони, было им неловко говорить, что выбрали бы они, конечно, вариант подслащенный, чуточку сокращенный – потому что, что же… живые ж люди… жить-то хочется, правда?

      – А, Карел? Ты-то что молчишь?

      – Да я не молчу… В общем, так: делай как нужно. Понял? Мне, может, и не все хочется… только надо – чтобы все. Правильно, мужики?

      Мужики ворчали что-то неопределенное, что, мол, грехи и прочее и жисть прожить – не поле перейти, да ты не обращай внимания, жаль, конечно, когда о нас плохое думать будут – так не надо было по-свински – ну и так далее…

      – А вашего черного я все равно убью, – сказал тот, похожий на хорька.

      – Толку не будет, – сказал Петер. – А себя погубишь.

      – Я не для толку. Я так… для себя.

      – Ваши тогда, до газов,