Дженни Герхардт. Теодор Драйзер

его выстирайте, пожалуйста. А на той неделе, вероятно, будет еще.

      Он сложил белье в небольшой, красиво вышитый синий мешок.

      – В какой день вам его принести? – спросила миссис Герхардт.

      – Все равно, – рассеянно ответил сенатор. – В любой день на той неделе.

      Она скромно поблагодарила его и собралась уходить.

      – Вот что, – сказал он, пройдя вперед и открывая перед ними дверь. – Принесите в понедельник.

      – Хорошо, сэр, – сказала миссис Герхардт. – Спасибо вам.

      Они ушли, а сенатор вновь принялся за чтение, но почему-то им овладела странная рассеянность.

      – Печально, – сказал он, закрывая книгу. – В этих людях есть что-то очень трогательное.

      Образ Дженни, полной изумления и восторга, витал в комнате.

      А миссис Герхардт с дочерью снова шли по мрачным и темным улицам. Неожиданная удача необычайно подбодрила их.

      – Какая у него прекрасная комната, правда? – прошептала Дженни.

      – Да, – ответила мать. – Он замечательный человек.

      – Он сенатор, да? – продолжала дочь.

      – Да.

      – Наверно, приятно быть знаменитым, – тихо сказала девушка.

Глава II

      Духовный облик Дженни – как его описать? Эта бедная девушка, которую нужда заставила помогать матери, стиравшей на сенатора, брать у него грязное белье и относить чистое, обладала чудесным, мягким характером, всю прелесть которого не выразишь словами. Бывают такие редкие, особенные натуры, которые приходят в мир, не ведая зачем, и уходят из жизни, так ничего и не поняв. Жизнь всегда, до последней минуты, представляется им бесконечно прекрасной, настоящей страной чудес, и если бы они могли только в изумлении бродить по ней, она была бы для них не хуже рая. Открывая глаза, они видят вокруг совершенный мир, который им так по душе: деревья, цветы, море звуков и море красок. Это – их драгоценнейшее наследство, их лучшее богатство. И если бы никто не остановил их словами: «Это мое», – они, сияя счастьем, могли бы без конца странствовать по земле с песнью, которую когда-нибудь услышит весь мир. Это песнь доброты.

      Но, втиснутые в клетку реального мира, такие люди почти всегда ему чужды. Мир гордыни и алчности косо смотрит на идеалиста, мечтателя. Если мечтатель заглядится на пролетающие облака, его упрекнут в праздности. Если он вслушивается в песни ветра, они радуют его душу, а окружающие тем временем спешат завладеть его имуществом. Если весь так называемый неодушевленный мир захватит его, призывая столь нежными и чарующими голосами, что кажется, они не могут не быть живыми и разумными, – мечтатель гибнет во власти стихий. Действительный мир всегда тянется к таким людям своими жадными лапами и завладевает ими. Именно таких жизнь превращает в покорных рабов. Такой была и Дженни в этом прозаическом мире. С детства каждый ее шаг был подсказан добротой и нежностью. Когда Себастьян падал и ушибался, это она, преодолевая тревогу и страх за брата, помогала ему встать и приводила к матери. Когда Джордж жаловался, что он голоден, она отдавала ему свой кусок хлеба. Долгими часами она баюкала младших братьев и сестер, ласково