Кодокуши. Рассказы. Герман Канабеев

Чернова и читала вслух сиамскому коту. Кот послушно сидел на полу и внимательно слушал, жмурясь от удовольствия.

      – Ты только послушай! – сказала Чернова коту.

      Кот дернул хвостом и навострил ушки. «Милый мой ангел! Я, было, написал тебе письмо на четырех страницах, но оно вышло такое горькое и мрачное, что я его тебе не послал, а пишу другое. У меня решительно сплин. Скучно жить без тебя и не сметь даже писать тебе всё, что придет на сердце. Ты говоришь о Болдине. Хорошо бы туда засесть, да мудрено…», – Чернова вскочила со стула и схватила кота.

      – Милый мой ангел, ты слышишь, морда сиамская? – крикнула она коту в морду, – он ее милым ангелом называет, ангелом!

      Чернова крутилась по комнате с котом на руках. Я не мог понять, что меня завораживает больше, все действо в целом или упругие шары ее груди.

      – Что она читает? – спросил у меня Степа.

      – Письма Пушкина Гончаровой.

      – Поэтичная особа.

      Я услышал в стороне от нас какой-то шорох. Посветил фонарем телефона в ту сторону. Тут же от страха сердце ухнуло, а руки задрожали. Почти бесшумно, по-волчьи, без лая к нам несся огромный алабай. «Собака!», – крикнул я. Майор сорвался с места так, что позавидовал бы любой спринтер. Я побежал за ним. Пес тут же разразился лаем, сообразив, что незаметно подкрасться не получилось. Я бежал, как никогда еще не бегал, но отчетливо понимал, что до забора не успею. Мы добежали до сарая, где стояли гробы с крестами. Степа ногой откинул крышку одного из гробов, залез внутрь и натянул крышку обратно. Я поступил так же, накрывшись крышкой в последний момент, перед оскаленной мордой пса.

      «Арни, ко мне», – услышали мы голос Черновой.

      Я лежал в гробу и боялся пошевелиться. Степа тоже не издавал ни звука.

      – Тём, а Тём, – позвал меня Степа, – ты там как?

      – Кажется, я в штаны наложил.

      – Ты не одинок.

      – Ушел пёс?

      – Вроде ушел, может домой завела?

      – Полежим еще немного, а то мало ли.

      – А в гробу спокойно, да Тём? – сказал Степа и нервно засмеялся, как бывает, когда избежишь опасности.

      В гробу было душно. Как только исчезла опасность быть съеденным, тут же под кожей мурашками поползли эзотерические страхи. Только сейчас я отчетливо понял, что лежу в гробу.

      – Тём, ты в бога веришь? – спросил Степа из соседнего гроба.

      – Нет, а ты?

      – А представь, что когда умираешь, лежишь вот так в гробу, только под землей, все понимаешь, мыслишь, а сделать ничего не можешь и просто лежишь. Целую вечность. Наедине с самим собой, – сказал Степа вместо ответа.

      – Тогда нужно прожить жизнь так, чтобы стать очень интересной личностью для самого себя, иначе вечность наедине с самим собой не пережить.

      – Как думаешь, Тём, почему в деревне все немного не в себе? Заметил? С ними со всеми что-то не так.

      – Да с нами со всеми что-то не так, Степ.

      Сил лежать в гробу больше не было, и я откинул крышку. От свежего воздуха закружилась