Идея вечного возвращения в русской поэзии XIX – начала XX веков. Вячеслав Фаритов

смертных? Оберон знает, герои Гете и Байрона спрашивают, кто знает. В особенности у Гете этот край выступает в качестве далекой и в настоящий момент недоступной области. В «Песне Миньоны» ключевое слово – dahin (туда), повторяющееся 6 раз. Из текста стихотворения нельзя точно установить, видела ли этот край сама Миньона. Край – предмет стремлений, желаний, тоски («Dahin // Möcht ich mit dir»).

      У Пушкина в последнем стихе первой строфы появляется существенная отличительная черта: «Где я любил, изгнанник неизвестный». На вопрос («Кто видел край?»), в самом тексте дан определенный ответ: его видел герой стихотворения, изгнанник неизвестный, поэт. Во второй строфе этот момент подчеркивается дважды: «Я помню скал прибрежные стремнины, // Я помню вод веселые струи». Герой уже не просто стремится уйти в некий иной край, он хочет вернуться туда, где уже был. Воспоминание обращено к прошлому, к тому, чего уже нет: глаголы прошедшего времени – «видел» и «любил» – открывают и завершают строфу. Но это воспоминание разворачивается в настоящем, оно присутствует здесь и сейчас: во второй и третьей строфе все глаголы даны только в форме настоящего времени. Наконец, в четвертой строфе появляется будущее (соответственно, глаголы в форме будущего времени). Воспоминание становится ориентированным на будущее. Ключевое слово здесь – «вновь», повторенное дважды: «Увижу ль вновь сквозь темные леса», «Приду ли вновь под сладостные тени». Это же слово дважды повторено в заключительных стихах «Бахчисарайского фонтана»:

      Поклонник муз, поклонник мира,

      Забыв и славу и любовь,

      О, скоро ль вас увижу вновь,

      Брега веселые Салгира!

      Приду на склон приморских гор,

      Воспоминаний тайных полный,

      И вновь таврические волны

      Обрадуют мой жадный взор!

      Волшебный край! Очей отрада!

      Все живо там: холмы, леса,

      Янтарь и яхонт винограда,

      Долин приютная краса,

      И струй и тополей прохлада…

      Картины прошлого оживают в настоящем благодаря поэтическому воспоминанию. Активное воспоминание освобождает прошлое от изолированности, переводит его в настоящее и ориентирует на будущее. Прошлое, настоящее и будущее сливаются в мгновение поэтического творчества, пронизывающее вечность. И это не просто «литература». Это акт созидания прошлого, настоящего и будущего, акт созидания вечности, присутствующей в прошлом, настоящем и будущем. Как говорит об этом Ницше устами Заратустры:

      «Я научил их всем моим помыслам и желаниям: собрать воедино и вместе нести все, что есть в человеке осколок, загадка и ужасный случай, –

      – как поэт, отгадчик и избавитель от случая, я научил их созидать будущее и все, что было, – спасти, созидая.

      Спасти прошлое в человеке и преобразить все, что «было», пока воля не скажет: «Но так хотела я! Так захочу я». –

      Это называл я избавлением, одно лишь это учил я их называть избавлением».[84]

      Прошлое, настоящее и будущее сами по себе, не пронизанные творческим велением, – это лишь осколки, случайности, отданные на произвол случайностям. По воле случая Пушкин оказался в Юрзуфе, по воле случайных обстоятельств

84

Ницше Ф. Полное собрание сочинений: В 13 томах. Т. 4: Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого / Ф. Ницше. – М.: Культурная революция, 2007. – С. 203.