Я захватываю замок. Доди Смит

и захлопнули за собой дверь. Сияющий дневной свет остался за порогом. Вид пустого холла меня удивил; я еще не поняла, что мебель вывезли.

      – Как-то странно… – сказала я.

      – Просто холодно, – отозвалась Роуз. – Полагаю, одежда в спальне. Интересно, она там и умерла?

      По-моему, интересоваться такими вещами вслух бестактно.

      По пути наверх мы заглянули в ярко озаренную солнцем гостиную. Из двух больших окон открывался вид на Темзу. Когда я была у тетушки в последний раз на званом вечере, тут горело множество свечей. В тот день мы познакомились с Топаз. Тогда ее портрет кисти Макморриса только выставили в галерее, и тетя пожелала увидеть натурщицу. Топаз явилась в том же наряде, что и на картине: в голубом платье и великолепном нефритовом колье (Макморрис одолжил). Помню, меня поразили ее длинные, струящиеся по спине, белокурые волосы. Отец весь вечер лишь с ней и разговаривал, а тетушка Миллисента, облаченная в черный бархатный костюм и длинный кружевной шарф, метала на него гневные взгляды.

      В большой спальне ничего не оказалось. Я облегченно вздохнула. Не знаю почему: вроде дух смерти там не витал – просто холодная пустая комната. Груду одежды и два старых кожаных чемодана мы нашли на полу в тесной сумрачной гардеробной. Зеленые жалюзи на окне не поднимались: шнур был оборван; кое-как удалось повернуть планки.

      Поверх одной из стопок лежал черный армейский плащ. Как я боялась его в детстве! Он напоминал мне одеяние ведьм. Меня снова обуял ужас, хотя и по другому поводу: плащ и прочая одежда представлялись мне частью покойницы.

      – Роуз, я не могу к этому прикоснуться, – пробормотала я.

      – А придется, – ответила сестра и принялась деловито перебирать вещи.

      Если бы мы любили бедную тетушку Миллисенту, то, наверное, отнеслись бы к ее одежде с ностальгической нежностью. Окажись ее наряды изящными и женственными, разбирать их, наверное, было бы не столь противно. К сожалению, основной гардероб составляли тяжелые темные пальто и юбки плюс толстое шерстяное белье. Больше всего меня угнетали бесконечные ряды старушечьих туфель, натянутых на деревянные распорки. Точь-в-точь мертвые ноги!

      – Тут уйма льняных носовых платков, – сообщила Роуз. – Ну, хоть что-то…

      Однако носовые платки, а равно перчатки, чулки и жуткая пара изломанных корсетов внушали мне омерзение.

      – Нужно хоронить одежду с покойниками, – заметила я. – Чтобы никто ее потом с презрением не перебирал.

      – А я и не перебираю ее с презрением, – возразила сестра. – Некоторые костюмы сшиты из превосходной ткани.

      Только вещи она запихивала в чемоданы небрежно, без особого почтения. Пересилив себя, я вытащила все обратно и сложила аккуратнее. Призрак тетушки Миллисенты облегченно вздохнул.

      – Она строго следила за гардеробом. Чтобы все было почищено, отутюжено, – напомнила я.

      – Да какая ей теперь разница! – фыркнула Роуз.

      И тут на лестнице послышались шаги…

      Душа у меня ушла в пятки, язык прилип к гортани. Я в ужасе смотрела на сестру.

      – Да не она это, не она, –