Империя Машин. Кирилл Кянганен

затревожился и бросил взгляд наверх.

      Альфредо едва успел подтянуть плащ теней, обретая невидимость, и с замиранием сидел и глядел в глаза стражнику, шепча про себя: «Здесь никого нет, уйди».

      Человек оказался на удивление чувствительным к инородным силам, и слишком долго разглядывал края стекла, пытаясь выискать причину беспокойства.

      Альфредо смерил взглядом высоту. Часы щелкнули – миновало деление.

      Больше терять времени он не мог, поэтому, направив силы в ноги, прыгнул, четким движением в полете прорубил круг в окне клинком, и, падая вниз, подхватил летящее стекло в воздухе. Приземлившись метнул нож из рукава в охранника.

      Тот только и успел повернуться боком, собираясь кричать от боли, как Альфредо уже был рядом и могильным голосом шептал на ухо:

      – Либо ты не разглядел жертву и порезался, либо ты мертвый охранник.

      Быстрое кивание головой вверх и вниз немного успокоило.

      Альфредо машинально приложил руку к шее:

      Не соврет…

      – Прости.

      Кровь, не успев вылиться, была остановлена впрыском азота из баллончика под ладонью, а охранник с немым криком и зажатым со спины ртом корчился в судорогах.

      «Встанут еще жертвы на моем пути?»

      Тело он подвесил в самом темном углу, за полкой книг.

      Со стороны выглядело будто он повесился. Благо протекторы не скоро проведают о «диверсии».

      Альфредо сожалел о содеянном, что—то случилось с его головой в тот момент.

      Эмоции… они нахлынули слишком резко, прогрессировала болезнь, о которой он не распространялся в братстве дабы не подорвать свое влияние.

      Она вводила в ярость и безумие.

      Аптекарь сказал, что лечение отсрочило конец.

      «Сколько лет мне осталось?» – на этот вопрос аптекарь сказал, что природа её не изучена, и что воздействие ослабляется, как ни странно, принятием повышенной дозы иридиума.

      У него уже начались проблемы с печенью, и он решил быть спокойным и рассудительным всегда.

      Пытался последние три года жить спокойно, не участвовал в играх со смертью, но она неотступно шла след в след.

      Доза приносила ужасающую боль, но ярость отходила на второй план.

      Подпитка метки иридиумом превращала ее в ночной фонарь, кой он скрывал под маской, а когда свет одолевал и сталь, и щетину, он вырезал плоть, нараставшую обратно.

      Так он жил, и проживет, возможно, еще с дюжину лет, если не умрет раньше от облучения, передоза иридиума, или пока не откажет что—то в организме.

      Он уже перенес операцию, и ему сказали, что будут следующие припадки, когда он пытаясь подавить необузданный гнев, хватал пузырьки концентрированного иридиума и вливал внутрь.

      Завершение коридора, глухая гермодверь.

      Снова закрыл глаза и «прощупал» на тепло примыкающий за дверью ход.

      Живых там нет.

      Он отсоединил от браслета на запястье прибор и вытащил его из рукава. Похожий на круглый счетчик,