Никогда тебя не отпущу. Чеви Стивенс

эмоций, выйдя на свободу. И это значит, что он неуравновешен.

      Я представляю себе, как он передал то сообщение через своего адвоката, а потом, должно быть, сидел в своей камере, такой надменный и самодовольный, зная, что ему еще раз удалось меня провести.

      – Понимаю, ты расстроена, – говорит она, вертя в руках перья. – Но знаешь, похоже на то, что, если бы он действительно был зол на тебя, он сделал бы что-нибудь еще. Не просто преследовал бы тебя, не в этом духе.

      – Софи, посмотри на меня.

      Она поднимает голову, наши взгляды встречаются.

      – Твоему отцу нравилось меня запугивать. Дело не только в том, что он причинял мне боль. Его возбуждает мой страх. Он питается этим. Я надеюсь, что теперь он уберется к черту, что он добился своего, но мы должны смотреть в оба. Ты же скажешь мне, если где-либо увидишь его, да?

      Она кивает:

      – Ага.

      Затем Софи поднимает свое перо и снова начинает рисовать. Я наблюдаю за ее пальцами. Они кажутся нерешительными, неуверенными, но я не знаю, не придумала ли я себе это. Штрихи становятся более четкими, выражение ее лица смягчается, а тело расслабляется. Я опускаюсь на подушку.

      Все будет хорошо. Мы вместе пройдем через это, как проходили всегда.

      Глава 7. Линдси

      Сентябрь 2003 г.

      – Папочка снова припарковал грузовик в почтовом ящике.

      Софи стояла у окна, все еще в розовой ночной рубашке в стиле Барби, прижимаясь лицом и руками к стеклу.

      Я встала рядом с ней. Деревянный столбик торчал из-под передней шины, дерево раскололось, наш веселый красный металлический почтовый ящик почти лежал на лужайке. Когда это произошло впервые, он сказал, что слишком резко взял поворот. Во второй раз это случилось из-за того, что я не там припарковалась, не оставив ему достаточно места.

      – Ну же, малыш. Я включу тебе телевизор, хорошо?

      – Когда папа встанет?

      – Скоро.

      Я взглянула на часы. Нельзя было позволять ему спать слишком долго – он любил проводить воскресные утренние часы с Софи, но мне так нравились тишина и спокойствие. Это была тяжелая неделя. Он потерял нескольких работников, возникли проблемы с лицензиями, да еще и цену по другому проекту ему перебили.

      Софи вспрыгнула на диван, зарылась под одеяло.

      – Мамочка, можно мне молока, пожалуйста?

      Она выговаривала «маляко» – это всегда вызывало у меня улыбку. Эндрю полагал, что следует ее поправлять, когда она неправильно произносит слова, но наедине с ней я этого не делала: мне хотелось, чтобы она подольше побыла ребенком. На той неделе она стала ходить в садик, только на полдня, но я ужасно скучала по ней и все время смотрела на часы, ожидая, когда настанет время за ней идти.

      Я принесла ей молока, поставила стакан на журнальный столик. Софи, кувыркаясь в диванных подушках, нашла мой серебряный браслет.

      – Ох, нет, мамочка! Он сломан!

      – Все хорошо, малышка. Он просто соскользнул с моей руки. – Я улыбалась и сохраняла бодрый тон. – Спасибо, что нашла.

      Я взяла у нее браслет