Ирландское сердце. Мэри Пэт Келли

притягивал их. За мои услуги они платили пять франков, из которых я получала четыре. Однако частенько они добавляли к этому щедрые чаевые, обычно в долларах, и мой банк обменивал их для меня. Я покупала на улице блинчики crepes и питалась в «Л’Импассе». Было совсем несложно показывать дамам Париж, который они хотели увидеть: Лувр, площадь Согласия, Триумфальную арку и, разумеется, Эйфелеву башню. Именно об этих местах их будут расспрашивать дома.

      Потом был чай в отеле «Ритц» или бокал шампанского в ресторане «Фуке» – все это включал тур.

      Кроме того, я продолжала копировать для мадам ее «вдохновения». Но впервые сидя в задних рядах на показе мод Чарльза Уорта, я нервничала. Вскоре заметила людей, которые открыто делали наброски вечерних платьев. Это были представители прессы. И я тоже достала свой блокнот.

      – «Ле Чикаго Трибьюн», – заявила я привратнику, стоявшему у меня за спиной.

      Никто не обратил на меня внимания. Еще двенадцать франков в банк.

      Тем майским утром я была счастлива. О возвращении домой даже не думалось. Чикаго казался очень и очень далеким.

      В студию приехала добропорядочная домохозяйка со Среднего Запада, Корнелия Уилсон из Саут-Бенда, штат Индиана. Она была в полном восторге от себя и своей новой шляпки, купленной за углом, на улице Камбон, у женщины по имени Габриэль Шанель.

      Мадам Симон лишь усмехнулась.

      На шляпке не было цветов и фруктов, обычно украшающих головные уборы фешенебельных парижских дам, но мне нравились ее лаконичная форма и единственное белое перо.

      – А еще, – сказала Корнелия Уилсон, – мисс Шанель утверждает, что собирается продавать платья. Я видела один образчик – такие странные цвета, серый и черный, и сшито из какого-то мягкого материала.

      – Это джерси, – заметила мадам Симон в мою сторону. – Я знаю все об экспериментах мадам Шанель. Скажите этой женщине, что ее муж этого не одобрит. Шанель не одевает респектабельных женщин.

      – Что она сказала? – спросила у меня Корнелия.

      – Она считает, что Шанель… ну, что она слишком авангардна для вас.

      – Там нет корсетов, – продолжила Корнелия. – Вероятно, именно это имеет в виду мадам Симон. С другой стороны, – сказала она, поднимая вверх руки, – почему мы должны затягивать себя? Вчера вечером мы ходили на сольный концерт Айседоры Дункан. Так вот она была практически раздета. Почему мы, женщины, должны стыдиться своего тела?

      «Боже, – подумала я, – что творится у них в этом Саут-Бенде? Может, Корнелия вообще суфражистка?»

      Мне же мадам сказала по-французски:

      – Клиентки Шанель торгуют своим телом. Коко – тоже. Ее одежда соответствует ее морали.

      Мадам Симон всегда понимала по-английски больше, чем показывала. В отношении платьев она представляла школу «чем больше, тем лучше» и была приверженцем моделей, требующих контролирующего нижнего белья. Часто распалялась насчет скандальной моды, ставшей популярной после Французской революции. Тогда