Ирландское сердце. Мэри Пэт Келли

что из того? В каком-то смысле я создаю рекламу Уорту, обеспечиваю ему новых покупателей.

      – Значит, вы не расскажете своим подругам о мадам Симон?

      Мэри Зандер засмеялась.

      – Только очень и очень близким подругам. Ох, Нора, вы слишком уж совестливы для женщины, в одиночку пробивающей себе дорогу в Париже.

      «А ведь она права», – подумала я. К пяти часам о съеденном утром омлете остались лишь воспоминания. Я была голодна. В «Л’Импассе» решила не идти. Поэтому на один франк купила большой кусок сыра, fromage, – самого дешевого, который был представлен в огромном ассортименте в расположенном на соседней улице Сен-Антуан магазине, который так и назывался – fromagerie. Здесь была куча продовольственных магазинчиков, и каждый выставлял на витринах свой специфический профильный продукт: фрукты, овощи, мясо, рыбу. На углу находилась эффектная кондитерская – сплошные мрамор и стекло, – где стояли коробки, полные всевозможной выпечки, которая сияла кремом и шоколадом. Но все это было очень cher. Покупая багет за пятьдесят сантимов, я смотрела в пол. Довольно дешево. Если бы хлеб стоил слишком дорого, в Париже поднялся бы бунт. Не из-за этого ли начались все проблемы у Марии-Антуанетты? «Нет хлеба? Пусть едят пирожные». Но не по таким же ценам.

      Когда я шла через холл, Стефан заметил мой багет и кусок сыра.

      – Работы нет? – спросил он.

      – Нет, – ответила я и рассказала, чего от меня хочет мадам Симон. – Работа есть. Но я должна шпионить, – призналась я. – А я не хочу воровать модели у великих кутюрье. И присоединяться к мадам Симон в ее подделках.

      Он засмеялся.

      – Беспокоитесь, что будете что-то красть у правящего класса, который эксплуатирует своих рабочих и продвигает систему фальшивых ценностей, отравляющую tout la Paris[48]?

      Иногда он говорил на действительно хорошем английском.

      – Вы рассуждаете как большевик, – заметила я. – У нас в Чикаго есть такие.

      Стефан прекратил смеяться, ударил кулаком по стойке и заявил:

      – Чикаго! Хеймаркет. Позор!

      О том инциденте на площади Хеймаркет в моей семье вообще нельзя было упоминать.

      Мне тогда было семь лет. Большой отряд полицейских начал разгонять митинг рабочих, и вдруг в них бросили бомбу. Один полицейский погиб, раненный осколком, остальные открыли стрельбу. В итоге пострадало тридцать человек, среди которых были и полицейские, застреленные в неразберихе своими же. Отец Эда, мой дядя Стив, был в числе тех полисменов, тогда как Майк и его друзья из профсоюза кузнецов находились в толпе митингующих.

      «Бойня, – всегда говорил об этом дядя Майк. – Мы ведь были всего лишь рабочие, которые пытались добиться достойной оплаты за свой труд. Мирная демонстрация против кровопийц-плутократов».

      «Анархисты! Большевики! – в свою очередь распалялся дядя Стив. – Иностранные агитаторы, призывавшие к насилию».

      Стефан с гордостью заявил:

      – Я не только большевик, но и последователь Владимира Ленина. – А потом он добавил: – Соглашайтесь на эту работу и не

48

Весь Париж (фр.).