Несъедобное время. Мария Фомальгаут

есть.

      Смотрит в темноту вечной ночи. Здесь всегда ночь. И звезды. А дня не бывает.

      Смотрит в темноту неба. Небо здесь тоже всегда. И везде. А земли нет. То есть, есть где-то какие-то земли, какие-то дни – далеко-далеко, но не здесь.

      Брегет расправляет шестеренки, стрелки расправляет, – тик-тик-тик-так-так-так-тук-тук-тук – летит.

      Это у Брегета хорошо получается.

      Летать.

      Летит Брегет – третий в ряду, поглядывает на четвертого, вернее, на четвертую, еще вернее – на четвертых, золотые часики на цепочке.

      Тут все на цепочке.

      Друг с другом цепочкой связаны, чтобы не потеряться в бескрайнем небе, в вечной ночи, где одни звезды.

      Летит Брегет.

      И все летят.

      Ищут время.

      – Ну, время, оно на месте не стоит, оно движется…

      – Ну, еще бы, вроде только встал, а уже полдня прошло…

      – Нет, я не про это, я другое имел в виду, тут сложно объяснить… А знаете, где во вселенной больше всего времени?

      – М-м-м-м… У нас в офисе вечером в пятницу, кажется, день и не кончится никогда.

      – А если серьезно?

      – Сдаюсь.

      – В черных дырах больше всего времени, оно на черные дыры, как бы это сказать… накручивается, что ли…

      Брегет чует время.

      Нет, не видит, не слышит, не ощущает кончиками пальцев – чует. Передает всем – по цепочкам, по цепочкам – время, время, время.

      Время.

      Жирное время, сочное время, тягучее время, много, много его, несть ему числа. Первый в ряду – матерый будильник, который помнит еще песочные часы – командует:

      – Взять!

      И по цепочке, дальше, дальше, дальше:

      – Взять! Взять! Взять!

      И хватают время, подцепляют время, тянут время – наматывают, наматывают на стрелки, сплетают в клубки, больше, больше, больше. Кто-то зазевался, кого-то утягивает в ненасытную глотку черной дыры, кого-то пытаются подхватить – старый будильник отчаянно звенит, отставить, отставить, не сметь, сами погибнете и его не спасете. Брегет волнуется, Брегет оглядывается, кого затянуло, не часики ли золотые – нет, вот они, золотые карманные часики, терпеливо наматывают время…

      Брегет успокаивается.

      Расслабляется.

      Открывает механизм, неторопливо перебирает шестеренки, что-то там не работает, что-то там заело, понять бы еще, что, Брегет не понимает, осторожно смазывает чуть поржавевшие пружины. Надо бы мастеру показаться, только не сейчас, не сейчас, пока еще скрипит, пока еще тикает. Маленькое колесико выскакивает из груди Брегета, ускользает из гибких пальцев, ай, ах, улетает в пустоту – золотая искорка хватает колесико, протягивает владельцу, возьмите, пожалуйста, Брегет смотрит на золотые часики с восхищением, не может вымолвить ни слова.

      Гул проносится по рядам – так-так-так-тик-тик-тик-тук-тук-тук. Все в струночку вытягиваются, честь отдают, ну еще бы тут честь не отдать –