Сквозь тайгу к океану. Михаил Чуркин

у родителя?

      – Вы глубоко заблуждаетесь, – надулся Гершка-Арнольд, – деньги были потрачены на революционные нужды.

      – Твои революционные нужды потом вся семья у доктора за венерическое заболевание оплачивала, – припомнил Яков. – Шельма ты. Сиди и заткнись.

      Он с интересом посмотрел на второго спутника Арсения. Это был Евсеич. Старый солдат, которого Сеня любил почти как родного отца. Евсеич был личностью легендарной. Вот уже много лет как он не снимал солдатскую шинель. Родом откуда-то из средней полосы России, он уже и не верил, что вернется в родные края. Этот человек обустроился на войне со всей ухваткой и ловкостью трудового русского мужика. На каждый жизненный случай у него была поговорка или притча. В его вещевом мешке имелось все, что нужно воину в походе. Шильце и нитки, чистые портянки и кожа для ремонта обуви. Нож, молоток и маленький топорик, запас крупы и сухарей, шматок сала и луковица с мешочком соли, и еще множество всяких необходимых вещей. К Евсеичу обращались все, а он никогда не унывающий, добродушный, никому не отказывал, но стрелял очень метко, а те, кто видел Евсеича в штыковом и рукопашном бою, божились, что не хотели бы встать против него. С всклокоченной бороденкой и в шапке-треухе Евсеич получил прозвище Дед и порой называл молодых ребят внучками.

      Рак сразу почувствовал расположение к этому человеку и, хотя сам был не на много моложе Евсеича, уважительно назвал его папашей.

      – А что, папаша, – обратился он к старому солдату, – вы вот как на этот счет рассуждаете?

      – Строй дом не к званому обеду, а к доброму соседу, – ответил Евсеич. – Ничего, люди век злобой да обидой жить не должны, перемелется со временем, помирятся, – с усмешкой ответил тот.

      – Мудрые слова, – воскликнул Рак, – а то психология пролетариата! Тьфу!

      – Ну а ты из каковских будешь? – спросил он у Гришки.

      Тот рассказал о своем селе.

      – Знаю, знаю, бывал в ваших местах, – улыбнулся Рак. – Ешь побольше, – он подвинул к Грише нехитрую снедь.

      Когда Арсений коротко изложил Раку суть своего визита, тот ненадолго задумался, а затем кликнул цыгановатого парня по прозвищу Олюн.

      – Кто из наших при штабе белых подрабатывает? – отведя парня в сторону, тихо спросил он.

      – Так Саркисян при офицерской столовой, Дороня по снабжению дровами и Махоня – Дуся машинисткой.

      – Узнай через них, какой-то шухер у белых намечается. И, по-тихому, ко мне. Смотри сам особо не светись. Одна нога здесь, другая там.

      Криминальная разведка работала гораздо лучше, чем партизанская, и те, кто дружил с Раком, могли получать почти неограниченную информацию едва ли не из первых рук. Услужливые официанты прислушивались к болтовне пьяных офицеров, извозчики также держали ухо востро, среди мелких чиновников, телефонисток и телеграфистов тоже имелись свои люди. Однако Яков Алексеевич выдавал информацию на сторону крайне редко. Он не вел никаких дневников и не делал записей. Все сведения оседали в его седой голове.

      К вечеру Арсений