Убыр: Дилогия. Шамиль Идиатуллин

– вернее, слышней: они с Зулькой шушукали и хихикали на кухне полночи.

      Я смотрел на Дильку и думал, что она права. Было в том кусочке разговора что-то нехорошее. Не только из-за интонаций что папы, что мамы. Еще что-то в смысле было фиговенькое. Додумать я не успел. Дверь распахнулась, и мама, сильно нахмурившись, заявила:

      – Эт-то что за митинг? Ну-ка, живо заканчиваем – и спать.

      Дилька громко прополоскала рот и, сильно нахмурившись, замаршировала в свою комнату. Я, сильно нахмурившись, сказал маме:

      – Освободите помещение, пожалуйста.

      Мама засмеялась, обозвала меня туалетным утенком и подчинилась.

      Еще час все было нормально – если считать нормальным уход папы в постель, хотя, вообще-то, он раньше полуночи не ложится. Иногда бывает – когда переутомился, перебрал или простыл. Не возникло у меня желания выяснять, что было на сей раз. Этот час я потратил на более приятные занятия за компом. Одно из приятных занятий – боевка с Ренатом и Киром по сетке – было в самом разгаре, когда меня хлестанули по спине. Больно хлестанули.

      Я с воем подскочил, сорвал наушники и развернулся вместе с креслом.

      За спиной стояла мама – с очень свирепым выражением под упавшими прядями и с вафельным полотенцем в руках. Явно собиралась врезать еще раз.

      – За что? – рявкнул я вполголоса, быстро вспоминая, не назихерил ли так, что мне нельзя сидеть за компом и вообще заметно дышать.

      Мама резко замахнулась.

      Я отъехал куда уж получилось, едва компьютерный столик не сшиб, и заорал в полный голос:

      – Мам, ты что?

      Мама остановилась на замахе и тихо сказала:

      – Не ори, разбудишь всех.

      – Ты чего дерешься, что я сделал? – возмущенно воскликнул я.

      – Уроки не сделал, – так же тихо продолжила мама.

      Я аж задохнулся, выкашлял что-то невразумительное, набрал в грудь воздуха и взвился.

      Мама, не меняя позы, выслушала гневную речь про то, что я давно все сделал, и не виноват, если ты не видишь ничего, и могла бы нормально спросить, и себя вон давай стукни, больно же. А может, и не выслушала: просто стояла и ждала, пока я негромко оторусь.

      Потом сказала:

      – Спать.

      Я совсем вознегодовал:

      – С какой это стати? Одиннадцати еще нет, ты что, блин, договаривались же!

      – Спать, – повторила мама и вроде бы опять замахнулась.

      Я ударил кулаками по подлокотникам и, не сдерживаясь уже, крикнул:

      – Мам! Ну почему, блин? Что такое! Обещали же!

      Мама качнулась вперед, волосы совсем закрыли лицо – я вжался в спинку, суматошно соображая, что делать, если снова начнет хлестать, – качнулась назад, резко повернулась и ушла в спальню. Я некоторое время смотрел ей вслед, пытаясь понять, что это значит. То ли можно дальше нормально жить, то ли она за ремнем ушла. Или там папу будить.

      Было тихо.

      Я устал прислушиваться, подумал и осторожно вернулся к клавиатуре с мышкой. Но нормально общаться, играть или изучать передовую культуру было не то что невозможно, но