Метаморфоза. Апостолы бытия. Юрий Кривенцев

в местной газетенке), но это тоже часть борьбы, малая толика гармонии, та лучинка, что освещает сумрачный путь, то хлипкое пламя свечи, что борется с мраком, с тем темным дыханием тлена, разрушения, сопровождающим линию моего бытия.

      Если ты не сдаешься, фатум, каким бы жестоким он не был, может и вознаградить тебя. Вот и в моей жизни был яркий эпизод мимолетного лучистого счастья. Тамара, Тома.

      Она не была ослепительной красавицей, но было в ней что-то…

      Не знаю, как для других мужчин, но для меня она была из той касты поцелованных Богом существ, так редко встречающихся в нашем несовершенном мире, наделенных тем внутренним гением, тем благословенным даром, что превращает их в истинных женщин, таких, какой были Ева, Елена, Клеопатра. Ради таких созданий мужчины готовы на все: предательства и великие открытие, тягчайшие преступления и рождение шедевров.

      Не понимаю, что она нашла во мне? Может что-то, чего не видел я сам? Но ее явление в моей жизни я всегда считал незаслуженным подарком судьбы, который может ускользнуть, растаять в любой момент.

      Она влетела в мой мир стремительно, ярко, словно метеор, озарив его энергией жизни, теплом, надеждой и еще чем-то большим. Да, это была любовь, нет – ЛЮБОВЬ, настоящая, самозабвенная и, что редко случается, – взаимная. Одиннадцать месяцев мы упивались друг другом. Я будто попал в иной, совершенно незнакомый мне мир тепла, ласки, нежности, с одной стороны, и шквала безумных страстей – с другой. С удивлением, я открыл для себя, что когда любишь, дарить, отдавать, жертвовать гораздо приятнее, нежели получать, владеть. Мы были, как огонь и вода. Я любил ее страстно, неистово, она – мягко, тепло, казалось, ей доставляло особое удовольствие опекать меня, как маленького, обволакивать мою житейскую рассеянность нежным облаком своей заботы.

      Но, и это прошло. Даже ее казавшееся бесконечным терпение, постоянство, преданность, иссякли под нескончаемым напором жутких, пугающих мелочей, того постоянного дуновения тлетворного, разрушительного начала, что неотступно преследовало меня, не отпуская ни на мгновение. Я понимал ее, и никогда нет винил. Это было выше ее сил, такое не выдержал бы ни один человек. Даже ослепленная любовью женщина прозревает, наконец, в тысячный раз сталкиваясь с очевидным. Тома не была исключением. Я видел, как медленно, но неуклонно она просыпалась, трезвела. Как с течением дней слетал флер любовного очарования, и в ее глазах поочередно сменялись удивление, недоумение, озабоченность, раздражение и, наконец, – страх. Именно с этим чувством она смотрела на меня в последние недели нашего сожительства. Сломленная и разочарованная, она уже не видела во мне любимого, самого близкого, суженого. Нет, как она ни боролась с собой, исподволь, в ее ошеломленном сознании, из единственного на Земле я превращался в носителя чего-то омерзительного, в чудовище, в прокаженного, в того, от кого надо немедленно бежать.

      Будь проклято мое проклятие! Тавтология? Зато, – правда.

      Я