Сонница. Том второй. Макс Бодягин

думаю, это преступление не на сексуальной почве.

      – Почему?

      – Здесь полным полно надписей на китайском, какие-то молитвенные колёса, я такие в Непале видел, когда в отпуск ездил. Я тебе точно говорю, это что-то религиозное.

      – Религиозное помешательство?

      – Слушай, я там жил, в Гималаях, целых три месяца. Всё просветления искал после той истории в Манчестере. Весь Непал излазил, даже в Бутан ездил, хоть там и дорого, пиздец. В Тибет только не попал.

      – И чего?

      – Ну, я хорошо помню, как выглядят их религиозные причиндалы все эти, их иконы на тряпках и прочая мудистика.

      – И?

      – Здесь то же самое, только всё на китайском. И ещё. Обрамление, как у тамошних икон, только нарисована на них какая-то хуйня. Это не буддизм, в буддизме такой херни нет, я тебе точно это говорю.

      – Кас, у тебя папа правоверный мусульманин.

      – Кромм, хорош прикалываться. Я понимаю, ты меня сейчас подъебонами своими будешь типа терапевтировать. Но ты потом зайди и оглядись здесь, как следует. Я тебе ещё раз говорю: я был в Гималаях, я представляю, как их культура выглядит. Но здесь как будто кто-то её сымитировал и на китайский перевёл.

      – А ты на китайском говоришь?

      – Нет, арабский и фарси только.

      – Два языка? Всего-то? Ну, ты и лошара!

      – Почему два? Ещё татарский знаю, турецкий и азербайджанский.

      – Тихо. Ключ скрипит.

      Он сразу всё понял. Я сроду не думал, что такая туша может так быстро бежать по обледеневшей поселковой улице, но он летел, как заяц, подстёгиваемый ужасом. «Не стреляй, убери ствол», – шептал в наушнике Кас. Я слышал, как сзади взревел мотор «шеви-нивы», бежал, разрывая себе лёгкие ледяным весенним воздухом, бежал, глядя, как весь мир съёживается и прячется, тухнет, только массивная фигура Якова, словно окрылённая развевающимися чёрными полами пальто, летит впереди огромным гнусным грифом. Он выпорхнул на поперечную заасфальтированную улицу и…

      Бах!

      Две человеческие куклы, неестественно дёргая конечностями, пролетели над светлым пятном, которое уличный фонарь выжелтил в грязносером крошеве. Мотоцикл «Урал» с коляской, ёбаная сраная повозка, лежал на боку, сиротливо крутя колесо. «Нива» подлетела сзади и остановилась, взвизгнув тормозами и обдав голени шрапнелью мелкого гравия. Кас выскочил из дверей и бросился к лежащему Якову, пока я переводил дух, убирая, наконец, ставший ненужным «ругер» за пазуху.

      – Ну? – спросил я, когда смог более-менее отдышаться.

      – Пиздец, – ответил Кас. – Открытая черепно-мозговая, пульса нет.

      Над согнутой бело-голубой фигурой Каса, упакованной в комбинезон, в темноте медленно взошёл мутный силуэт мотоциклиста.

      – Вы чо, бляди, глаз что ли нету нихуя, – промычал он.

      Мрачный запах застарелого перегара сопроводил этот риторический вопрос. Селянин был мертвецки пьян. Кас быстро встал и молча зарядил ему с левой точно в глаз. Байкер рухнул навзничь, что-то блея про «понаедут, потом в темноте тут гоняют».

      – И чего? –