Одна нога здесь… Книга вторая. Владимир Владимирович Титов

изумленно-обиженные брови, возглас, «какая ещё книга?!» повис на языке, но Чурич уже шагал прочь со двора, возмущенно качая головой и на ходу пытаясь отряхнуть со своего чёрного долгополого рубища мучные пятна. Ушел, и даже отвезти назад не попросил! Удивительно!

      Вновь предоставленный самому себе, Заяц заметался по двору. Эвон как с книгой-то выходит! Не успел прибрать, а уже назад воротить требуют. И что теперь делать прикажете? Отдавать, или нет? Отдавать жалко, а не отдать – страшновато получается. Эта ведьма возьмёт, да и сделает ему чего-нибудь нехорошего. Порча, сухота и дурной глаз… Ведьмам это, говорят, раз плюнуть, чтобы хорошему человеку жизнь покалечить. Лучше книгу пока оставить при себе, но как бы не на совсем, а как бы на время. А там посмотрим…

      Оборотившись по сторонам, Заяц совершил поясной поклон, что со стороны должно было показаться странным (хорошо, что Докука не видит!), ибо во дворе никого не наблюдалось. Прокашлявшись, Заяц, непроизвольно повышая голос, обратился не знамо к кому:

      – Э-э… Я насчет книги! Вы меня, должно быть, слышите сейчас, или видите, а я вот чего сказать хочу. Старик ваш болен, и народ вокруг него непонятный ошивается, а дверь не заперта. Тут, знаете, мало ли что. Всякое ж бывает, попутает кого бес, и… Вот я книгу и прибрал покамест, чтобы не пропала. Пусть у меня полежит. Под замком, оно ведь надежнее. Так что, худого не подумайте, не так всё совсем…

      Ещё раз поклонившись, и испытывая стыд из-за нелепости происходящего, он поспешил внутрь корчмы. Веселая шаечка из первой каморы сидела на своем излюбленном месте в углу. Только теперь их было не четыре, а пятеро. К разбойникам присоседился щуплый мужичок, давешний белоглазый, который при свете дня уже не казался таким страшным. Как он к ним втёрся в доверие, корчмарь не мог взять в толк. Разбойники были парнями весёлыми, разухабистыми, мышцатыми (но, совершенно никакие, если сравнивать их с рыжими здоровяками из Зибуней). Белоглазый был полная их противоположность: невысокого росточка, щуплый, мрачноватый. Да ещё и с белесыми гляделками, как неоднократно уже было замечено. Однако же, вишь ты, сидит с ними, пивко попивает, разговоры разговаривает. Дивное дело: курильщик ему даже из своей самокрутки дает затянуться! Спелись, етить их…

      Словно в подтверждение его мыслей, собутыльники затянули в пять глоток, что-то жалостливое и протяжное, про свою несчастливую разбойничью долю. Содержание песни сводилось примерно к следующему: невеста, связавшись с гнидой-воеводой, предала своего невинно осуждённого жениха, что всего-то шалил на дорогах, подрезая тугие кошели у проезжего народа; жених обещал, вернувшись, погубить обоих, и в этом его поддерживали остальные сидельцы, причём этот самый жених вполне осознаёт, чем все это для него закончится, и поэтому говорит товарищам, чтобы они скоро ждали его назад, а плаху заранее именует родимой матушкой. Заканчивалась песня надрывным воплем:

      А ты мама моя, не дождёшься меня,

      Не дождёшься