Одна нога здесь… Книга вторая. Владимир Владимирович Титов

хлеба всё и ограничивалось. Докука коротко изложил обстановку, прикрывая рот во время зевания. Зевал он так заразно, что Заяц, лишь недавно вставший с постели, снова захотел свернуться калачиком под одеялом. Во время особо мощного зевка, который по всем законам природы должен был окончиться вывихом челюсти, Заяц услышал испугавшую его весть. Хотя, чего там, испугавшую?! Именно её он и ожидал услышать: старик до сих пор не выходил из своей каморы. Вот как, значит, – покивал он головой в такт своим мыслям, – Всё-таки добрались до одноногого.

      – А рыжие? – спросил Заяц.

      Рыжие, как оказалось, спускались перекусить ещё в самую рань, а потом снова ушли наверх, и с той поры то один, то другой через раз выглядывают в горницу, посмотрят по сторонам, и сразу назад. Заяц нахмурил брови: вот как? Это было странно. Более чем странно! Если они уже уладили свои дела со стариком, то чего же они до сих пор отсиживались здесь? Может тогда деда не они уговорили?

      – А щуплый такой, который последним прибыл, он чего?

      Докука почесал свой преизрядно выпирающий живот, приоткрыл один глаз, что означало немалую степень удивления, и поведал, опять же, на удивление многословно:

      – Два раза появлялся. К завтраку подсел к постояльцам из первой каморы. О чем говорили – про то не знаю, но, судя по всему, те приняли его тепло. А потом ещё раз спускался, как раз не задолго до твоего прихода.

      Стало быть, и не белоглазый. Иначе бы его и дух уже простыл. Тогда ж кто порешил старика? Кто?

      – А хрен его знает! – пожал плечами Докука, – А чего, его и впрямь убили?

      Как оказалось, волнующий его вопрос Заяц произнес вслух, причем достаточно громко. Сидевшая в своем излюбленном углу четверка из первой каморы насторожено заозиралась, купец подавился ножкой гуся, сыновья-помощники дружно застучали ему по спине, а горшечники скоренько доели и поспешили прочь. Пришла очередь корчмаря жать плечами:

      – А хрен его знает! Но ведь до сих пор из каморы не вышел.

      – Может, спит? – нет, положительно, сегодня Докука был не просто разговорчив, а таков, как будто напал на него поистине неудержимый приступ болтливости.

      – Столько живые люди не спят! – сказал, как отрезал, Заяц.

      – Так может прихворнул? Я читал что есть такая болезнь – «ханьская лихорадка». Человек от нее желтеет, ссыхается, и все время дрыхнет, пока не превратится в мощи!

      – Пойти, глянуть, что ли? – с сомнением в голосе, произнес корчмарь.

      Докука одобрил его решение широким зевком:

      – Дело говоришь! Ты сходи, глянь, а мне уже скоро собираться в Опятичи. Надо колесо у телеги посмотреть, как бы не полетело в дороге.

      И ушел. Слушая, как он ругает на дворе растяпу-Стеньку, Заяц напряженно размышлял над нелепым устройством мира, где помощник может указывать своему непосредственному начальству, что тому делать.

      И впрямь,