Нулевые. Затишье перед катастрофой. Василий Сергеевич Юрьев

образ жизни. Но в какой-то момент в его сознании возникла мысль о вопиющем неравенстве между его кастой и простым российским большинством. Эта мысль постепенно отравила всю радость от наслаждения плодами гламурной революции. Всякий раз, когда он где-нибудь дорого зависал, в какой-то момент в его сознании возникали образы жрущих гречку с тушенкой полунищих пенсионерок или ещё что-то в этом духе. Да-да. Такое тоже бывает. Михаил думал, что в этом была виновата его не до конца вытравленная капитализмом интеллигентность.

      Анна не была человеком высоких материй и испытывала глубокое наслаждение от роскоши. Это было пространство её сбывшейся мечты, где не было никаких ковров. Она всё никак не могла насытиться этой жизнью и таскала Власова по всевозможным мероприятиям, вечеринкам, презентациям. С помощью Аниной коммуникабельности Власов обрастал полезными связями в обществе. И хотя Анне иногда надоедало нытье и отсутствие энтузиазма у Михаила, она могла заставить его пойти с ней куда угодно с помощью своего особого дара убеждения. К тому же такая жизнь давала ей ощущение, что она чего-то стоит, а значит свободу от её комплекса неполноценности.

      Как-то Анна вытащила Власова в одно место, привлекавшее её необычным дизайном и мягким сине-фиолетовым освещением. Михаилу же просто нравилось смотреть на Анну. Ему нравилось то, как она сияла от ощущения причастности к роскоши.

      Они сидели за столиком в випзоне. На Михаиле была шелковая рубашка с золотыми запонками, пояс с платиновой пряжкой, черные брюки и лакированные туфли. На Анне было короткое черное обтягивающие платье, чулки и туфли на каблуках. Она ела стейк из говядины и запивала его красным вином. Власов довольствовался рыбным меню в виде стейка из семги с обжаренными тигровыми креветками и лимонным соком.

      – Блин, я никак не могу понять, – начала Анна. – Почему здесь всё так дорого. Вроде бы та же отбивная, но, блин, я за один поход сюда проедала бы свою месячную зарплату на танцульках.

      – Дело в том, – Власов приобрел умный вид. – Что вместе с отбивной ты потребляешь и наценку за неё. Частицы денег от переплаты за товар усваиваются в твоем организме и дают тебе небывалый прилив чувства собственного величия.

      Анна рассмеялась.

      – Я бы никогда не додумалась до такого, – с улыбкой ответила Анна.

      – Знаешь, мне всё больше кажется, что эта наша новая богатая жизнь какая-то ненастоящая. Всё как в пластилине.

      – А когда она была настоящей?

      – Мой отец как-то сказал, что единственным реальным моментов в его жизни были три дня в августе девяносто первого года. ГКЧП. Дни крушения СССР. А для меня? Наверное, детство и часть юности. Чем дальше я живу, тем всё становиться каким-то не таким. Неживым. Сейчас я дошел до чего-то статичного и монотонного. Одинаковые события на работе потом эти псевдосветские глянцевые вечера. Я не чувствую жизни. Она вся осталась в прошлом.

      – Да? Ты просто от жира бесишься и ноешь как баба. Эх, Миша, ты же говна толком не видел. Помнишь,