Мэтр и Мария. Николай Дорошенко

скрипучим голосом:

      – Привет, меня зовут Воланд.

      В красном мареве открылось окно в мир прохладный, сам Иегошуа ожил как будто, стал смотреть на простор, где расположились страны дальние и ближние. Смотрел Иегошуа на народы их и дивился, что все они ему поклоняются.

      Скрипучий голос посулил:

      – Будешь повелевать этим миром, если послужишь мне.

      Но окно в этот мир захлопнулось внезапно. Над Иегошуа теперь двое стояли. Мужчина мощный с белыми крыльями за спиной, тяжело дышавший, будто после погони за кем-то, сказал Воланду грубо:

      – Ведь мы договорились о сроках посещения краев этой Вселенной. Почему же ты здесь?

      Назвавшийся Воландом вызывающим тоном ответил, что ошибся во времени. Такое бывает.

      – Пропадом пропади! – Элохим ему приказал. – За нарушение договоренностей ты не касаешься больше судьбы Иегошуа.

      Воланд галантно раскланялся, согласился, и на прощанье серьезно сказал:

      – Присмотрите за мальчиком этим, он весьма одарен.

      Элохим не дослушал даже:

      – Без тебя я не знал? Проваливай! И впредь черед соблюдай.

      Какие-то люди в лицо Иегошуа плескали водой, давили на грудь ладонями, – он был еще жив, – подняли его и принесли в глиняный город, подобных которому юноше не приводилось еще навещать. Он таился в верхах жаркой красной пустыни, в месте нагорном с видом на море соленое и он состоял из кирпичных домов, по плоским крышам которых можно было гулять, как по улицам, ибо эти постройки соединены меж собою. Там жили общиной, владели совместно имуществом, и деньги у них не в ходу. Все непременно трудились, старались для обеспечения ближнего, а ближний трудился для всех. И без принуждения. Каждый был волен делать свое. Но делать. И хватало горшечников и кузнецов, садовников и хлебопеков, строителей и животноводов. Называли они себя ессеями. А город назывался Кумран.

      У них общий был стол для питания, но если кто-то хотел бы вкушать свою пищу в жилище своем, он брал съестное у одного из «хранителей кладовых». Люди не голодали, обжорство же не допускалось, поэтому все населенье Кумрана могло бы показать лишь нескольких толстяков – и только потому, что эти люди были полны из-за болезней своих.

      Кроме работы все занимались учебой, писанием и служением Богу. Храм и библиотеки – места, где свободное время проводили люди коммуны.

      В храме святом поклонялись они Элохиму, и была еще там синагога, где учились, и где было место для Торы. Храм – для поклонения Богу, синагога – для моления по-еврейски.

      В храме хранилась священная чаша, из которой во время всеобщих людских поклонений каждый обязан был отпивать понемногу вина. Чаша шла по рукам, будто бы чаша крови живой. Означал этот символ, что все одной крови, и отпивший из чаши новый ессей принимался в общину. Каждый вновь обращенный должен был смыть свое прошлое, забыть свои убеждения и привычки, и принять к сердцу новые. И смывали это прошлое в общине водой. Можно было даже голышом или в исподнем стать под тазик и принять этот