Соболиные сопки. Андрей Андреевич Томилов

язык мешался во рту, не позволял дышать и Григорий вытолкнул его наружу. Девушка, бежавшая рядом и постоянно кричавшая: «Маменька! Маменька!», – вдруг рухнула, раскинув на стороны руки, словно подломленные крылья, с размаха упала прямо лицом на каменистую дорогу.

      Григорий подхватил её под руку и поволок дальше. Кто-то подскочил и стал помогать ему. В это время вдруг ожила и заплакала девочка, которую он нёс подмышкой, придерживая одной рукой.

      Немало удивившись этому обстоятельству, Григорий прибавил ходу, уклоняясь от летящих мимо горящих пучков травы и стараясь закрыть собой плачущего ребёнка.

      Девочка всё громче и громче плакала, её светлые, сбившиеся волосы дымились, видимо в них угодил горящий уголь, но Григорий не видел этого. Он вспомнил, что перед деревней есть ручей, где он поил лошадь. Передав бездвижное тело девушки какому-то селянину, он удобнее перехватил ребёнка и побежал.

      Григорию только казалось, что он бежал, на самом деле он едва тащился, тупо переставляя ноги и пытаясь поймать хоть один глоток воздуха распахнутым настежь ртом.

      Трое мужиков, мальчишка-подросток и не молодая уже, сухопарая женщина, не отставали. Они или сами вспомнили о том ручье и понимали, что спастись можно только в воде, или просто, беззаветно верили человеку, которого специально прислали сверху. Верили и бежали за ним из последних сил.

      Кто же ещё укажет им путь к спасению, если не человек «сверху»? Это же так просто, так естественно и понятно, что там, наверху, всё знают и заботятся о простых людях. Конечно, заботятся. О чём они там ещё могут думать, как не о них, простых людях. Они и живут-то только ради них, ради простых людей.

      Далеко сзади медленно плелись двое, придерживая на руках тело девушки.

      Труба под дорогой, по которой журчал ручей, была рублена из листвяга. Дорога строилась на века, а значит и мосты, мостики и прочие гидросооружения, тоже строились на века. Лиственница, как известно, в воде не гниёт, а только крепнет от времени.

      Огромный небесный язык пламени, раскачиваясь из стороны в сторону, вдруг пригибался и хлестал по дороге, обугливая камни и подгоняя испуганных людей. Обочиной, не обращая внимания на людей, обгоняя их, бежали несколько белок с обгоревшими хвостами.

      Едва не теряя сознание, Григорий свернул с дороги к ручью. Задержался, чтобы крикнуть остальным: «Сюда! Сюда!» Но крика не получилось. Язык не хотел вставать на своё место, превратился в какой-то шершавый кусок мяса и не поддавался ни каким усилиям и стараниям. Тогда Григорий махнул несколько раз одеялом, невесть откуда взявшимся в руке, и бросился дальше.

      Спасение нужно искать под дорогой. Он кинулся к трубе, в которую втягивался, затекал уже не такой весёлый, как прежде, обезвоженный, но ещё живой, ручей. Уже пригнулся, чтобы занырнуть туда, в эту сырую, спасительную прохладу…. И кинулся назад, едва не выпустив из рук девочку, снова примолкшую, закрывшую глаза.

      В трубе стояла на коленях и пригибала лобастую голову лосиха. Как только