Соболиные сопки. Андрей Андреевич Томилов

подкатывал. Страх. Обнимал крепко-накрепко и сдавливал не только горло, но и саму душу.

      – Это что? Уже списали нас, что ли? Коль фамилию не надо.

      – Может уехать? Пока не поздно…

      – Куда ты уедешь? А дом? А скотина?

      Бабы начинали выть, уткнувшись в подушку, чтобы заглушить свой плач. Чтобы не нагонять понапрасну жути ни на соседей, ни на своих же детей. Зажимались и тихонько выли, поскуливали.

      – Может ещё стороной пронесёт.

      – Может и стороной. А, может Бог дождичек пошлёт. И, правда, помолись лучше, выть-то всегда успеешь.

      Мимо окон мелькнула торопливая фигура и на пороге возникла Валька, дальняя родственница. Она действительно была дальняя родственница, кажется племянница не то в третьем, не то в четвёртом колене. Но она этой связью дорожила и при любой беде или радости всегда прибегала за советом.

      – Двери закрывай! Двери!

      – Дак, закрываю.

      Но дыму уже напустила, даже не дыма, а запаха дальнего пожарища и, показалось, что пожар придвинулся ещё ближе.

      – Мой послал спросить: чо делать-то. Собираться, да убегать, что ли?

      – Тебе что, солдаты не сказали? Молиться надо! А ты по деревне носишься.

      – Это не солдаты. Это лесная милиция. Говорят, у них есть разрешение расстреливать на месте, за любые поджоги.

      – Врёшь?!

      – Ничего не вру. Они сами говорили, что могут любого шлёпнуть, кто с огнём будет замечен. И что у них на это бумага имеется…

      – Вот те на!… По сурьёзу…

      Повисла тишина. Валька, едва двинувшись, присела на самый край лавки и, склонившись, тихонько заплакала. Её никто не останавливал, не одёргивал, так и плакала, всхлипывая чуть слышно. Успокоившись, медленно поднялась, каким-то прощальным взглядом окинула тётку, ребятишек, прижавшихся друг к другу в углу и не шелохнувшихся даже, шагнула к двери.

      – Бог с вами. Прощайте пока.

      Никто не ответил. Валька плотно притворила двери и торопливо мелькнула мимо окон в обратную сторону.

      Григория направили в эту деревню, со странным названием «Головни» для предотвращения панических настроений населения и, по возможности, ликвидации возникающих пожаров. Лошадёнка, вроде и не старая ещё, тянула ходок без особого удовольствия и постоянно норовила перейти на шаг, а то и вовсе остановиться. Приходилось постоянно подгонять её, покрикивая и помахивая прутиком. Но, как бы он ни старался, а в дороге прошёл почти весь день. Ехать пришлось большаком, хоть по сторонам и стоял почти не тронутый, могучий лес. Деревья, в отсутствии ветерка, совершенно расслабились, повесили безвольно свои ветви и терпеливо ждали смены погоды. Ждали дождя.

      Когда до деревни оставалось не более километра, повстречался говорливый, хоть и маловодный ручей. Он пробегал под дорогой и манил своей прохладой. Кобылка резко свернула в сторону воды и встала, как вкопанная. Пришлось выпрягать и вести её на водопой. Заодно и сам напился вкусной, настоянной на лесных травах, чуть отдающей болотом воды. Даже едкий дым, затрудняющий